Отправлено: 07.02.11 17:03. Заголовок: "Жизнь и судьба" по роману Василия Гроссмана 12-серийный телевизионный фильм
В Москве начались съемки фильма по роману Василия Гроссмана
07.01.2011
В Москве при участии телеканала "Россия" начались съемки многосерийного телевизионного фильма "Жизнь и судьба". В основе ленты - знаменитый роман Василия Гроссмана о самых страшных и драматичных событиях Великой Отечественной войны. Снимает картину признанный мастер, создатель культовых лент "Ликвидация" и "Исаев" – режиссер Сергей Урсуляк. И в главных ролях – большая история и большие актеры.
Здание Казанского вокзала в центре Москвы преображено до неузнаваемости. В одной из главных ролей Сергей Маковецкий – он же физик Штрум. "Когда фильм делается по-настоящему, а вы же видите, какая декорация – я когда сюда приехал на съемки, я ахнул, как задекорировали Казанский вокзал – абсолютное ощущение военного времени", - говорит он.
В этом двенадцатисерийном кино не для всех на зрителя решено обрушить до сих пор нигде не обнародованные исторические факты Великой Отечественной – это фильм-гимн малоизвестным людям, спасавшим свою родину без оружия, силой духа. "Я бы очень хотел, чтобы это было интересно, но насколько это будет интересно? Ждать от этого экшна, конечно, нелепо – я хочу, чтобы мы сделали вещь, максимально приближенную к роману, максимально приближенную к миру Гроссмана", - отметил режиссер Сергей Урсуляк.
В этой экранизации будет все: и Холокост с газовыми камерами, и советский антисемитизм с лагерями. Запылившаяся видеокассета будет включена для тех, кому интересно узнать, какой ценой мы побеждали.
"Я вам могу сказать, что стилистически эта картина – не звездная. Мы не хотим делать из этого такой бенефис и какие-то такие дивертисменты. Мы бы хотели, чтобы правдивость, так сказать, была главным критерием нашего рассказа, - говорит режиссер. – А для правдивости часто не очень нужны известные лица".
Каким окажется в результате это кино, сложно представить даже режиссеру – Сергей Урсуляк честно признает, что таких неоднозначных тем на современном российском телевидении ему делать еще не приходилось.
Вести.Ru
Евгений Дятлов в роли командира танкового корпуса, полковника Новикова.
Отправлено: 08.11.12 09:35. Заголовок: На следующей неделе ..
На следующей неделе продолжат показывать УРФ, только уже одну серия в день, а не две.
Marina
администратор
Сообщение: 14729
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Отправлено: 10.11.12 12:01. Заголовок: Газета «Правда» об э..
Газета «Правда» об экранизации романа Василия Гроссмана «Жизнь и судьба»
2012-10-23 11:01 По страницам газеты «Правда». Виктор Кожемяко
Телеканал «Россия 1» показал «Жизнь и судьбу» режиссёра Сергея Урсуляка по роману Василия Гроссмана.
Большой шум вокруг этого многосерийного фильма был ожидаем уже тогда, когда появилось сообщение о начале работы над ним. Основные причины понятны. Во-первых, обращение к роману, у которого своя непростая судьба и репутация одного из выдающихся произведений о Великой Отечественной войне. А во-вторых, за экранизацию взялся режиссёр, снявший знаменитую «Ликвидацию». Это у многих вызвало не только повышенный интерес, но и надежду: такой справится, сделает как надо.
Кого и что сразу разочаровало
Однако представление о том, «как надо», в подобных ситуациях бывает разное. Тем более это относится к «Жизни и судьбе», где не просто много неоднозначного, но заложена автором идея, которую назову даже не спорной, а скверной.
В самом деле, известный советский писатель и военный корреспондент Василий Семёнович Гроссман вдруг провозгласил через диалог двух своих персонажей следующее открытие: фашизм и коммунизм — это по сути одно и то же. Художественно такую концепцию автор романа утвердил параллелью проходящих по его страницам и последовательно чередующихся лагерных сцен: вот вам концлагерь немецкий, а вот — советский. Дескать, какая же разница?
Несколько лет назад «Жизнь и судьбу» инсценировал в питерском Малом драматическом театре его руководитель Лев Додин. И когда спектакль привезли в Москву, сразу же бросился в глаза сугубо «политический» ключ к постановке, создавший определённый её изобразительный образ. Волейбольная сетка, опускаясь, становится решёткой концлагеря, а действующие лица в полосатых пижамах-робах, переходя с одной стороны на другую, символизируют ту самую одинаковость фашистских и советских мест заключения.
Честно скажу, даже отвлекаясь от категорически неприемлемой для меня идейной нагрузки, этот режиссёрский ход вовсе не показался чем-то гениальным. Наоборот, по-моему, прямолинейно до примитивности. Но, поди ж ты, мои соседи по ряду восхищённо прицокивали. Как я понял, самые заветные их ожидания были удовлетворены.
Не сомневаюсь, примерно того же ждали некоторые от Урсуляка. Например, в передаче под названием «Игра в бисер» на телеканале «Культура», которую её ведущий Игорь Волгин накануне премьеры телефильма по Гроссману специально посвятил роману «Жизнь и судьба», прямо-таки взахлёб вещала литературовед Наталья Иванова — лютая антисоветчица с «перестроечных» времён. Аж дрожала в экстазе: вот посмотрим, посмотрим наконец!
Но, я думаю, изрядное разочарование постигло её и других таких же, как она, уже перед показом первых серий. О «главном» диалоге — между гестаповцем Лиссом и большевиком Мостовским — в газетном интервью Сергей Урсуляк сказал, что этого эпизода в фильме не будет. «Мы отказались от концлагерей — и фашистского, и советского, — продолжил режиссёр. — Не согласен ставить знак равенства между фашизмом и коммунизмом. Как не согласен с тем, что можно поставить знак равенства между Германией и СССР, когда заходит речь об их вине в развязывании Второй мировой войны».
Приуныла, конечно, яростная Наталья Иванова вместе с прочими махровыми антисоветчиками, прочитав такое. И признания в этом, так же как обвинения по адресу создателей фильма за «недонесение главной авторской идеи», не заставили себя ждать…
Учит ли чему-нибудь время?
А всё-таки нельзя не задуматься, почему же в киноверсии романа оказалась опущенной прямая аналогия фашизма и коммунизма, гитлеровской Германии и сталинского СССР. Может быть, телеканал выдвинул такое условие?
Нет, Урсуляк говорит: «Это вопрос нашей с Эдуардом Володарским готовности». То есть так решили он, режиссёр, и автор сценария Эдуард Яковлевич Володарский — полвека спустя после написания романа.
Учит ли людей чему-нибудь время? Должно учить. Хотя не все учатся. Ночью, после показа первых серий «Жизни и судьбы», в телестудии Владимир Соловьёв устроил нечто вроде блиц-дискуссии. Так вот, слушая, скажем, таких ораторов, как Марк Розовский, я думал: у них, наверное, органчик в голове — прокручивает буквально то же самое, что крутилось и пятьдесят лет назад, после известных хрущёвских докладов на ХХ и XXII съездах КПСС, и во время горбачёвской «перестройки», и на волнах ельцинских «реформ». Опять и опять слышалось: кровавый тиран Сталин, слишком высокая цена Победы, уничтожение свободы в Советской стране…
Свобода — высшая ценность? По Гроссману — да. Но вот о чём сегодня, по прошествии времени, уже в «новой России» размышляет Урсуляк: «…Мне, попробовавшему той свободы, о которой он только мечтал, очевидно, что свобода не должна быть абсолютной, она нуждается в ограничении. Если общество высокоморально, оно руководствуется внутренними ограничителями, если нет — на помощь приходит государство».
Сергей Владимирович не договаривает, что государство бывает разное, действующее в разных интересах — большинства или меньшинства, но он понял: «в отсутствие критериев добра и зла свобода становится не чем иным, как разнузданностью».
Явный взгляд на нынешнюю современность! Она и в прошлом заставляет многое переоценивать. Не увидел бы её Урсуляк — может, концепцию Гроссмана воспринял бы сполна. А теперь не получается.
И у Володарского не получилось тоже. Я напомню, это он в своё время написал сценарий «Штрафбата», вызвавшего бурю возмущения у ветеранов войны. А ровно за четыре месяца до премьеры «Жизни и судьбы» (и, увы, за две недели до его кончины) я прочитал в газете «Культура» большую беседу с ним, которая меня просто поразила. Чем? Той самой переоценкой многого — как в нынешнем дне, так и в нашей истории.
«Надо, — заявляет, — в конце концов сказать вслух: хватит разлагать народ! Хватит! Достаточно его развратили баблом и вседозволенностью». Это о нашем российском сегодня.
«Мне не верится, что он злодей». Это, представьте себе, о Сталине. А когда интервьюер спрашивает, откуда у него такая лояльность к Иосифу Виссарионовичу, отвечает: «Я бы не назвал это лояльностью — скорее желанием понять и объяснить».
Честное слово, бесценно такое желание, которое — под влиянием времени? — наконец пришло! Желание понять. Появившееся всё-таки у кого-то из тех, кто ещё вчера, как говорится, в упор понимать не хотел. Причём очень важного, а если иметь в виду исход великой войны, то, пожалуй, самого главного.
Володарский по-своему об этом заговорил: «Но вот если бы без этого кошмара — раскулачивания, хлебозаготовок, если бы не построили заводы, Тагил не выдавал танки, Магнитогорск — металл, что было бы?» И ответ: «Страны бы уже не было… Немцы нас исполосовали бы, и всё».
В споре с автором романа и в зависимости от него
Фильм получился о том, как полосовали нас немцы вкупе почти со всей «демократической» Европой, но — не исполосовали. В центре — Сталинград, величайшая битва, семидесятилетие которой мы ныне отмечаем. Следует сразу сказать: образ этой битвы, созданный людьми, по возрасту от неё далёкими, восхищает своей силой и достоверностью. Подчас операторская работа Михаила Суслова воспринимается как документальная съёмка, и вместе с тем она несёт высокую художественную выразительность.
Мы видим настоящую войну — вот что особенно ценно и что резко отличает этот фильм от облегчённых сериальных «стрелялок», заполонивших телеэкран. Урсуляк неоднократно говорил, что он учится на лучших образцах советского кино о войне, и эта школа здесь чувствуется. А есть такие сцены (например, рукопашный бой), которые, я думаю, войдут в антологию ярчайших достижений кинобаталистики.
Впрочем, к битве в Сталинграде и вообще к событиям военным фильм далеко не сводится. Как и роман, которому, замечу, режиссёр и сценарист дали вовсе не столь пиетическую, безоглядно восторженную оценку, какая утвердилась за ним со времён «перестройки». Урсуляк считает, что книга «осталась недоделанной, тяжеловесной, в ней попросту есть множество нестыковок». А Володарский выразился совсем круто: «Писатель, не любящий страну, в которой он родился и жил». Может, это даже чересчур категорично, однако я дословно привожу из газетной беседы. На вопрос же, как ему удалось обойти «гнилые места», сценарист сказал коротко: «А я их выкинул».
Ну коль уж вполне откровенно, реально ли «выкинуть» все такие места, если он считает, что «это действительно гнилой писатель». Так или иначе, остаточные явления неизбежны. И они в фильме есть. Хотя перед нами произведение уже не литературы, а иного рода искусства, возможности и специфика которого талантливыми создателями киноверсии используются по максимуму, всё-таки определённые смысловые нестыковки, психологические натяжки, а главное — немотивированная тенденциозная заданность некоторых ситуаций дают о себе знать.
Вот, скажем, оборона «дома Грекова», которой посвящены первые части картины. С напряжённым волнением следя за предельно драматическими перипетиями происходящего, необыкновенно впечатляюще переданного всеми средствами кино (актёры, особенно Сергей Пускепалис в роли капитана Ивана Грекова, оператор, художники и т.д.), не сразу вспоминаешь о подлинном сталинградском доме, ставшем крепостью, — о «доме сержанта Павлова». А ведь в реальных событиях его обороны, в отличие от придуманных Гроссманом, не было ничего похожего на всё, что связано с «особистами», с накрученной подозрительностью и ошеломляющими последствиями её, вплоть до нелепого ареста комиссара Крымова, которого писателю непременно надо было отправить в камеру на Лубянку.
«Надо было» — вот единственное оправдание. Ну и, конечно, нарочитое противопоставление «простых бойцов» едва ли не всем политработникам и генералам. Начиная от Чуйкова, о котором сообщается, что он у кого-то из подчинённых кулаком выбил зубы, до нескольких других, проходящих тусклой чередой и кажущихся не только совершенно бесцветными, но даже безымянными.
Удивительное дело! Фильм отмечен целым рядом великолепных актёрских работ, и при этом удалось индивидуализировать даже многие эпизодические персонажи, но вот к категории, о которой сказано выше, это не относится. Тут режиссёр не смог преодолеть писателя. Получились будто на одно лицо. А чем примечательны? Готовностью писать доносы, лицемерить, сколько угодно жертвовать людьми. Жаль, что у молодых зрителей ещё раз закрепится в голове именно такое представление о тех, кто «наверху» командовал и кто призван был воспитывать бойцов. Отвратительны, как на подбор.
Кстати, подобным образом воспринимается и тыловой город Куйбышев, частично разделивший тогда с Москвой функции столицы. Запоминаешь жлоба-бюрократа в паспортном бюро, атмосферу коммунальной квартиры, где из-за нескольких квадратных метров кто-то «сдаёт» соседку — немку по национальности…
Всё это, конечно, идёт от романа. Не хочу сказать, что в жизни такого не бывало или что сильные стороны фильма связаны с преодолением автора, а слабые — наоборот. Нет, здесь отношения складывались более сложные.
И всё-таки мы победили!
Сама по себе задача уложить почти тысячу страниц текста в девять часов экранного времени крайне трудна, притом ведь текста с таким разветвлённым композиционным построением и многочисленностью действующих лиц. Мне даже подумалось, не надорвался ли Володарский над этой работой, и вполне понимаю Урсуляка, который уже при выходе фильма на экран сказал: «Должен ещё раз поклониться светлой памяти Эдуарда Яковлевича, потому что, если бы не он с его мастерством, талантом и умением структурировать, то вся эта затея развалилась бы ещё на уровне сценария».
Определённая фрагментарность при всём этом была неизбежна. Кое-где она превращается и в поверхностную беглость, а люди становятся фигурами-символами, как произошло, например, с майором Берёзкиным (артист Антон Кузнецов), особенно в сценах с женой, завершающих картину. То же самое относится в какой-то мере к полковнику Новикову в исполнении Евгения Дятлова и Вере Шапошниковой, которую играет Полина Агуреева. Актёры хороши, но материала для выявления характеров и взаимоотношений явно недостаточно, в итоге — пунктирный стиль.
Зато там, где сценарист, следуя за автором романа, даёт больше простора психологии героев, получаются полнокровные человеческие образы, интереснейшие актёрские работы. Прежде всего это линия Штрума и его жены. И Сергей Маковецкий, и Лика Нифонтова здесь на высшем уровне. Очень помогает передать возникающее отчуждение между супругами закадровый авторский текст, который великолепно читает сам режиссёр.
Этот текст (как тут не вспомнить Толстого, на которого, конечно, Гроссман ориентировался) с особой пронзительностью звучит также в сценах поездки Людмилы Николаевны к сыну в госпиталь. Однако встреча с сыном (замечательно, тонко сыграл его в первых сериях юный Никита Тезин) состоится не в госпитальной палате, а на кладбище. Мать на сыновней могиле, разговаривающая со своим Толей, растягивающая по снегу платок, чтобы согреть мальчику ноги, — это потрясающе. А режиссёрское и операторское мастерство возвышает эту необыкновенно сильную работу Лики Нифонтовой (что называется, на разрыв аорты) до великого и святого обобщения.
Урсуляк — мастер создавать такого рода образы-обобщения. Нельзя не сказать ещё об одном, тоже потрясающем. Это когда капитан Греков видит в предсмертном озарении сходящихся к нему погибших боевых товарищей. Когда непроницаемое и суровое его лицо освещается мягкой улыбкой, и все вокруг — такие же светлые, добрые, счастливые. От сознания выполненного долга.
Истина, если это действительно она, неоспорима. Истина Великой Отечественной войны состоит в том, что Советская страна одержала величайшую историческую победу. И оспорить это не дано никому.
Насколько я понимаю, именно этим был движим в своей работе Сергей Урсуляк. Он говорит: «У нас у всех жизни разные, а судьба одна. Она всегда связана с судьбой страны — в этом и трагизм нашей жизни, и величие». По-моему, верно и точно.
P.S. А как подрывает все достоинства фильма вторгающаяся в него при телепоказе пространная реклама! Через каждые десять минут, а то и чаще. Да ещё утверждают, что Сталин зря говорил о вредительстве. Вот оно, в чистом виде: уж более повредить восприятию художественного произведения на экране, кажется, невозможно.
Отправлено: 10.11.12 17:35. Заголовок: Статья написана с се..
Статья написана с сегодняшних позиций, понятно, "Правда". Я уже давно поняла, что коммунистическая и нацистская доктрины практически идентичны -- какая разница, возбуждать расовую или классовую ненависть. Кстати, по подсчетам Солженицына коммунистическая власть загубила людей на порядок больше, чем гитлеровская. Конечно. Урсуляку не дали бы снять фильм по книге Гроссмана, как она написана -- в связи в теперешним курсом на реабилитацию Сталина. Чтобы понять, что за писатель был Гроссман, надо прочесть не только роман, но и повесть"Все течет", тогда будет ясно, как он относился к советской власти. Урсуляк снимал фильм о войне, а Гроссман писал о жизни людей во время войны. А Володарский сказал в интервью, что роман Гроссмана ему не близок. Зачем взялся писать? В общем, все тут не так, но фильм получился очень хороший (я наконец посмотрела весь, понравился).
Alarissa1942
постоянный участник
Сообщение: 1990
Отправлено: 10.11.12 18:49. Заголовок: Marina ..
Marina пишет (цитата из сатьи):
цитата:
...Насколько я понимаю, именно этим был движим в своей работе Сергей Урсуляк. Он говорит: «У нас у всех жизни разные, а судьба одна. Она всегда связана с судьбой страны — в этом и трагизм нашей жизни, и величие». По-моему, верно и точно.
Marina! Великолепная статья! Исчерпывающе изложены все достоинства фильма.
Зачем взялся писать? В общем, все тут не так, но фильм получился очень хороший (я наконец посмотрела весь, понравился)
Алина
Alarissa1942
постоянный участник
Сообщение: 1991
Отправлено: 10.11.12 20:03. Заголовок: Алина63a! Не поняла,..
Алина63a! Не поняла, что Вы мне предлагаете почитать: статью снова, книгу?.. Излагайте, пожалуйста, ясней свои мысли.
Алина63a
постоянный участник
Сообщение: 255
Откуда: Россия, Фрязино
Отправлено: 10.11.12 20:43. Заголовок: Alarissa1942 , все п..
Alarissa1942 , все произведения Гроссмана, если хотите понять, что это за писатель. Совсем не такой, как можно подумать, посмотрев фильм. Если Вам интересно, конечно.
тан
постоянный участник
Сообщение: 100
Отправлено: 10.11.12 21:08. Заголовок: Не хочется вступать ..
Не хочется вступать в очередные политические дебаты. Я думаю Урсуляк снял то. что хотел снять и именно о судьбах, а не то что ему позволили.
Московский Комсомолец № 26089 от 10 ноября 2012 г., просмотров: 1056
Сергей ПУСКЕПАЛИС:«Когда еще можно задуматься о смысле жизни? Только перед лицом смерти… Или после принятого в больших количествах алкоголя»
После того как Сергей Пускепалис сыграл капитана Грекова в фильме «Жизнь и судьба», его тут же прозвали гениальным. У нас любят бросаться словами, но случай с Сергеем — тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, — кажется правдой. Как же он существует, нет, просто живет в фильмах «Простые вещи», «Как я провел этим летом» — ни с кем его не спутаешь! При том что начал сниматься всего лишь шесть лет назад. Оказалось, кино для него — просто хобби, удовольствие. На самом же деле Пускепалис — серьезнейший театральный режиссер, худрук разных, больших и малых театров. Человечище, одним словом. Тем и интересен.
фото: Наталья Мущинкина
«Когда читал про гетто, то вообще бросал книгу в стену, настолько это вытаскивало из меня все»
— Давайте оттолкнемся от фильма «Жизнь и судьба», ведь споры до сих пор идут. Когда вы соглашались сниматься, что было главным: режиссер Урсуляк, судьба Гроссмана, его литература?
— За все вместе зацепился. Урсуляк — известная фигура, очень мною уважаемый человек. Пускай каждый относится к его творчеству по-разному, но я все равно знаю, что это сделано с очень искренним желанием снять свое кино достойно, полно, насколько позволяет материал. Без сомнения, повлиял и роман Гроссмана, который, правду скажу, полностью я прочитал только после предложения, которое поступило от Урсуляка. Году в 89-м в каком-то журнале я прочитал лишь отрывки и ничего не понял. А сейчас просто был ошеломлен этой литературой. Кто-то говорит о ее не очень высокой художественности, скажем так… Мне абсолютно наплевать на это.
— Кто так говорит?
— Ну, пишут, что это публицистический стиль, что Гроссман больше журналист… Но я такую документальную правду еще больше ценю. А когда читал про гетто, то вообще бросал роман в стену — настолько это вытаскивало из меня все. Эмоции, давно мною не испытанные.
— Но ведь темы гетто не было в фильме.
— Да, не было. Думаю, что сценарист Володарский ставил перед собой другую задачу. Все-таки это не переложение романа в кино, а впечатление, которое создает роман у читателя. Мне сложно судить, я участник процесса, меня можно обвинить в предвзятости. Но судя по SMS и звонкам тех людей, с которыми я давно уже не общался…
— Это были не артисты?
— Нет, доктора, военные, множество людей, с которыми меня сталкивала жизнь. Присылают SMS-ки, например, такого содержания: «Ну что, Сергей, вот, понимаешь, даете вы, конечно». Я считаю, что это высший пилотаж.
— И что, никто не ругал?
— Вы знаете, я вдруг в какой-то момент, года три назад, совершенно случайно по совету «добрых» людей вбил свою фамилию в поисковую систему и… До этого просто не знал, что это возможно. Чего только на меня не обрушилось! Оказывается, там такая бурная жизнь идет по поводу моей персоны… Для меня это было открытием совершенно безумным. Я очень увлекся, год был во внутренней полемике с теми, кто про меня пишет.
— Что, отвечали?
— Нет, начал себя форматировать с учетом мнений непонятных мне людей, подстраивался под них. Но когда я понял, что это дорога в никуда, то зарекся когда-либо что-либо читать про себя. Мне это глубоко неинтересно, ведь я лишен возможности ответить, и к тому же это чужое мнение за глаза. А за глаза порой такое нагородят… Потом встречаешься с ним — он говорит: извини, не хотел. Так что я ничего не знаю, что там критики про фильм пишут. Ну и что пишут?..
— Да разное: кино-то сложное, и впечатления сложные. Но все-таки тема гетто — самая сильная у Гроссмана, а в фильме ее нет. Сами же сказали, как реагировали, прочитав ее.
— Здесь я артист, что мне предлагают — то и играю. Но там же Маковецкий читает письмо матери, ну, часть его. И моя жена, увидев, сказала: «Я забыла, когда так плакала. Я просто в голос рыдала, как дура какая-то». Понимаете, за наш фильм всем, кто принимал в нем участие, зачтется где-то там, нравится это кому-то или нет.
— Вы тоже считаете, что в фильме война показана по-особому — вся ее безрассудность, никчемность?.. Но, с другой стороны, много диалогов. Когда читаешь — вопросов нет, но в кино многое кажется лишним.
— Я сейчас читаю Астафьева «Проклятые и убитые» — там то же самое. На войне ты как после литра водки, тогда суета отлетает на второй план, о чем еще говорить? Не о том же, что еще картошки сегодня не купил или мусор забыл выбросить… О судьбах. Когда еще можно задуматься о смысле жизни? Только перед лицом смерти… Или после принятого алкоголя в больших количествах. Я сам, когда служил в армии и попадал в ситуацию достаточно крайнюю, знаете, о чем думал? О доме, о родине, о товарищах. Может, со стороны это выглядит смешным, но там мне так не казалось.
Отправлено: 10.11.12 23:13. Заголовок: Просто шикарное инте..
Просто шикарное интервью.
Alarissa1942
постоянный участник
Сообщение: 1992
Отправлено: 10.11.12 23:59. Заголовок: тан ..
тан пишет:
цитата:
Я думаю Урсуляк снял то. что хотел снять и именно о судьбах, а не то что ему позволили.
тан!
Marina пишет(цитата из статьи Виктора Кожемяко):
цитата:
Урсуляк — мастер создавать... образы-обобщения. Нельзя не сказать ещё об одном, тоже потрясающем. Это когда капитан Греков видит в предсмертном озарении сходящихся к нему погибших боевых товарищей. Когда непроницаемое и суровое его лицо освещается мягкой улыбкой, и все вокруг — такие же светлые, добрые, счастливые. От сознания выполненного долга.
Marina! Эта сцена самая потрясающая!
Алина63a
постоянный участник
Сообщение: 256
Откуда: Россия, Фрязино
Отправлено: 11.11.12 10:45. Заголовок: Я согласна с теми, к..
Я согласна с теми, кто говорит -- фильм прекрасный, но к книге Гроссмана отношения почти не имеет. Поскольку сказано "по мотивам", претензии предъявлять смысла нет.
Marina
администратор
Сообщение: 14748
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Отправлено: 13.11.12 01:01. Заголовок: Евгений Дятлов в фил..
Евгений Дятлов в фильме "Жизнь и судьба"!
Marina
администратор
Сообщение: 14795
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Отправлено: 19.11.12 11:49. Заголовок: Плакать - 10 раз в м..
Плакать - 10 раз в месяц
Мир Полины Агуреевой после "Жизни и судьбы"
Фото: Александра Мудрац / ИТАР-ТАСС www.itar-tass.com
01.11.2012, 00:01 "Российская газета" - Федеральный выпуск №5925 (252) Текст: Игорь Вирабов
Вроде бы прошел уже по телеэкранам фильм "Жизнь и судьба" - а пересуды и перепалки тянутся за ним шлейфом. И дело даже не в том, насколько хорошо кино и насколько точно отражен в нем роман Гроссмана. Спорщики волнуются о вопросах для России вечных, мировоззренческих (да и собой любуются попутно). А разговор с актрисой "Мастерской Петра Фоменко" Полиной Агуреевой (она снималась в "Жизни и судьбе") вышел не только вокруг фильма - но по сути о том же: такой вот сегодняшний взгляд поколения 30-летних на жизнь и судьбу, на себя и на мир вокруг. Не удивлюсь, если многим покажутся созвучными разум и чувства Полины. Ну да, она молода, - а непростая все-таки штучка.
Полина, споря о фильме, одни поставили Гроссмана рядом с Толстым, другие назвали его книгу "гнилой" - автор, мол, родину не любит. А вы - за "белых" или за "красных"?
Полина Агуреева: За спорами, конечно, я не слежу. Да, это не самый мой любимый роман. Но не по тем причинам, которые называют в спорах. Любить родину - не значит не иметь права говорить о ней нелицеприятные вещи. И вообще по этому поводу я все время вспоминаю фразу Пушкина: "Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног, но мне досадно, если иностранец разделяет со мной это чувство".
Гроссман первым сопоставил Гитлера и Сталина. Насколько корректно такое сравнение - не задумывались?
Полина Агуреева: Конечно, это разные фигуры, у них разная природа, разные цели, задачи и результаты, но оба они - страшные существа, тираны. И слова о том, что хороший вождь Сталин выиграл войну, я презираю. Война - время трагическое и святое. Но не потому, что Сталин стоял во главе государства, а потому что люди шли на смерть, защищая свою родину, - потому и святая война…
Надо ли нам в чем-то каяться? Знаете, у Бродского есть хорошая фраза: "Люди отличаются друг от друга степенью отчаяния от самого себя". Вот меня всегда смущают люди, которые не испытывают отчаяния от самих себя. Поэтому - лучше каяться, чем нет.
Ваша героиня в "Жизни и судьбе", Женя Шапошникова, вам была интересна?
Полина Агуреева: Честно говоря, мне трудно говорить про эту героиню. Из двадцати съемочных дней 19 я простояла в очередях. Ну да, в список героинь, которых я обычно играю у Сергея Владимировича Урсуляка, она вписывается: я всегда отвечаю у него за лирическую историю. И Женя Шапошникова - такая женщина, которая запуталась и утонула в своих феромонах.
Ну, ваши героини в театре тоже распутывают свои сложные клубки, каждая по-своему. Полина из "Абсолютно счастливой деревни", Лариса Огудалова из "Бесприданницы"…
Мне - понравилось. Хотя критики, мне показалось, отнеслись к спектаклю сдержанно.
Полина Агуреева: Я просто обожаю этот спектакль, мне кажется, он прекрасный. В одной статье про "Пять вечеров" было написано очень красиво - это нелепые люди сами раскручивают земной шар под собой. Очень точно - приятно, когда тебя понимают.
И "Бесприданница", и "Белые ночи" Достоевского, все спектакли, которые у меня есть, мне интересны. "Июль" я перестала играть - жалко, я очень-очень любила этот спектакль, но ему уже 6 лет, не хочу ждать, пока он завянет.
"Июль" шел в театре "Практика", совсем не похожем на "Мастерскую Фоменко". Трудно разрываться между такими разными театрами, ролями?
Полина Агуреева: Дело же не в зданиях, не в почерке того ли иного театра, - главное, чтобы это пространство совпадало с моим внутренним. Может, я интроверт, не знаю.
Кстати, слово "интроверт" пошло ведь от Карла-Густава Юнга, психиатра. Того самого, которым вы, говорят, увлекаетесь. С чего бы?
Полина Агуреева: Прежде всего - у меня очень умная мама. Она психолог, подсовывает мне всякие книжки, - такое вот у меня паразитирующее познание…
А мама разве с вами в Москве? Вы же вроде бы родом из Волгограда (бывшего Сталинграда, между прочим)?
Полина Агуреева: Да, я же в Москве со второго класса. Я просто родилась в Волгограде, там мой папа живет, я к нему езжу и мне приятно считать, что это моя родина… Так вот, а психология мне нравится - хочется прийти к лучшей себе. Чтобы не вешать свое "г" на других.
Зачитывались вы и дневниками Александра Шмемана. А священник чем вас так заинтересовал?
Полина Агуреева: Я стала читать и просто обалдела - эту книгу можно перечитывать бесконечно. Дневники человека, который Искал. Всегда интересны те, кто пытается прорваться к настоящему, бежать от суеты, говорить жестокую правду о себе и мире. Хотела бы я научиться так жить.
Юнг под подушкой, дневники богослова – как-то слишком серьезно, не вяжется с образом воздушной Полины Агуреевой, которую знают зрители. Вы, может, самоед? А ваша героиня в «Жизни и судьбе» называет себя «интеллектуальной психопаткой»…
Полина Агуреева: Думаю, это Сергей Владимирович придумал фразу, уверена на 99, 9%, - потому что он и считает меня такой. Конечно, в шутку.
Но воюете вы, говорят, с Урсуляком на съемках не на шутку.
Полина Агуреева: На съемках "Долгого прощания" мы спорили очень. А потом он смирился с тем, что я все делаю по-своему. Наверное, решил не связываться.
Так вы еще и капризны!?
Полина Агуреева: Да нет, мне абсолютно все равно, как я выгляжу, с какой стороны меня надо снимать. А если мне что-то кажется фальшивым, - это идеологические споры, не из серии капризов… Нет, ну могу, конечно, чуть-чуть, но в работе - нет. Стыдно.
А с Фоменко, своим учителем, вы могли вот так спорить?
Полина Агуреева: Конечно. Петр Наумович всегда умел слышать. У нас всегда был очень напряженный внутренний диалог - мне кажется, честный. Ему было неинтересно с человеком, который не предлагает что-то. В творческом процессе неизбежны такие столкновения - как и в обычной жизни. Только в жизни - люди не умеют спорить. Вертятся по кругу, не слышат друг друга, отстаивают доморощенные какие-то идеи.
Слушаю вас и думаю: неужто внутри вас - такой кремень? Вы - женщина сильная?
Полина Агуреева: Нет, я не сильный человек, это точно. Если гнобить сильного человека - у него возникает азарт побороть. А слабый - сразу закрывается. Вот я, конечно, такая - мне обязательно надо, чтобы меня любили, я трудно с препятствиями справляюсь психически. Сразу уязвляюсь… Перечитывала недавно "Доктора Живаго", там Пастернак про Лару пишет: она ступила на путь софизмов. Вот и у меня так часто бывает. Хожу по пути софизмов.
Но в важных для себя вещах - могу быть сильной. Короче, какая-то сила духа, надеюсь, у меня есть.
А с житейскими проблемами как справляетесь?
Полина Агуреева: А у меня нет житейских проблем. Ну правда, я не очень заморачиваюсь этим. И свою профессию не считаю работой - я этим живу, существую. То есть, у меня есть еще сын Петя, и я надеюсь, с ним я существую так же осмысленно и наполнено, как на репетициях. А на репетициях - так же, как с Петей.
В фильмах Урсуляка, в "Ликвидации", "Исаеве", "Жизни и судьбе", у вас вечно одни и те же партнеры: Маковецкий, Балуев, Пореченков…
Полина Агуреева: У меня был абонемент одно время на Пореченкова. Потом он закончился - и теперь у меня абонемент на Женю Дятлова… Сейчас Сергей Владимирович Урсуляк и Вера Таривердиева хотят сделать такую программу в Концертном зале Чайковского - помните фильм "Король-олень"? Там музыка Таривердиева, и несколько актеров, в том числе я и Женя Дятлов, будут читать пьесу, я буду петь Анжелу, героиню Валентины Малявиной в фильме. Гоша Куценко будет, Никита Ефремов, Яна Гладких. Что из этого выйдет - даже не представляю себе.
Вы называли среди своих самых любимых фильмов - старые советские "Летят журавли", "Отец солдата", "Они сражались за родину"…
Полина Агуреева: Если говорить про фильмы о войне - я очень люблю эти три фильма. А вообще мне многое нравится - и Феллини, и Бертран Блие, и Бертолуччи, и Альмодовар, и Кустурица.
Чем отличаются прежние фильмы о войне - от теперешних?
Полина Агуреева: Мне кажется, сейчас просто неприлично снимать картины о войне в той же манере и тем же ходом, как в тех же трех фильмах. Они потрясающие, всегда торкают, волнуют, но снимать так же - будет ощущение штампа, и все. Пожалуй, я еще ни разу не видела современного фильма, который бы переосмыслил войну.
Голливудские фильмы о Второй мировой вас тоже не устраивают? Голливуд - это же теперь наше все!
Полина Агуреева: Нет, это вообще чудовищно. Понимаете, меня раздражает современный менталитет. Грустно оттого, что глубокие, объемные вещи подменились внешними, плоскими. Вместо страдания теперь - огорчение. Вместо счастья - радость, удовольствие. Вместо трагедии - расстройство.
Так мир же теперь - стремительный, все летит куда-то, на трагедии, да и на счастье времени нет. Затормозишь, и ты уже не в ногу со временем…
Полина Агуреева: Я хочу идти в ногу со временем, хочу успевать за его ритмом, но при этом по сути оставаться медленным человеком. Не хочу поверхностности.
Конечно, театр или кино не имеют права не идти в ногу со временем. Если это не чучело застывшее, а живое искусство. В принципе мы пытались уловить этот пульс в "Пяти вечерах" - я очень люблю фильм Михалкова, но сейчас заново использовать тот же язык - это как если писать языком Достоевского: всегда будет "как" Достоевский.
А со своим сыном вы находите общий язык? Ему любопытны ваши взгляды на жизнь - или он еще слишком маленький?
Полина Агуреева: Петя пошел во второй класс. Вот, к слову, про людей, про менталитет… Вчера мы с Петей в учебнике по литературе читаем - историю про мальчика, который хотел научиться рисовать. У него никак ничего не получалось, дома и заборы выходили кривыми. Мальчик извел очень много красок, сидел дни и ночи, - и вот, наконец, у него стали получаться ровные дома, ровные дороги и ровные заборы. И он стал настоящим художником! Меня это рассмешило: ну невозможно стать настоящим художником, если у тебя получаются совершенно ровные и правильные дома.
Следующее задание в учебнике: либо придумайте продолжение этой истории, либо расскажите о каком-то великом человеке. А мы с Петей очень любим Марка Шагала - и мы в отместку этой истории про мальчика стали подбирать картины Шагала - у него же все кривое, неровное. Так вот, помните его "Прогулку", там двое летят над Витебском, - а замечали когда-нибудь, в левом нижнем углу там человечек, маленький-маленький, справляет нужду под забором? Я сама его только недавно обнаружила - и картина стала нравиться еще больше. Петю это очень повеселило. Понимаете, смысл в том, что, когда одни пытаются воспарить, - обязательно найдется тот, кому на это, как сказал Петя, "совершенно нас…ть". Так что мне с Петей интересно живется.
Правда, что вы хотите поставить спектакль по Ницше? Это будет что-то мрачное и суицидальное?
Полина Агуреева: Суицидальное? Мне кажется, "суицидально" у Ницше только одно - желание гармонии и света. У него такая глубокая мысль: искусство нам нужно, чтобы не умереть от правды… Я обязательно сделаю это. Сложно, но у меня есть мировая мама, она поможет с текстами. Наверное, это будет моноспектакль, потому что вряд ли я кому-то смогу объяснить, чего хочу.
Не хотите записать диск со своими песнями? Вон сколько их у вас - и в фильмах, и на сцене, записи гуляют в интернете. Многим нравится.
Полина Агуреева: Собираюсь, да никак не соберусь. У меня нет своих песен, я их плохо пою, у меня слабый голос. Но петь - люблю очень сильно. Не хочется делать диск из серии "поющие актеры", где "Лыжи у печки стоят" бесконечные. Выбрала песни, которые мне нравятся, попробую их как-то перепеть. Есть у меня пара мелодий, адекватных любимым - не моим, конечно, - стихам.
Многие гадают, куда и как будет двигаться театр Петра Фоменко - без Фоменко…
Полина Агуреева: Наверное, у каждого в театре свое представление об этом. Могу сказать только о себе: у меня есть желание не повторять буквально Петра Наумовича (это невозможно), не делать домашнее задание по каким-то его наметкам, а продолжить диалог с ним через свою работу. Может, звучит слишком пафосно, но...
Вот мы сейчас хотим делать спектакль по Александру Блоку - с Верой Камышниковой, Это прекрасный педагог по речи в ГИТИСе, она еще и режиссер, очень тонкий человек, я ее очень люблю. Блок в каком-то смысле для меня перекликается с Петром Наумовичем - настолько оба остро и тонко чувствовали жизнь. Я как-то первый раз почувствовала этого поэта. Не так давно… Не исключаю, что спектакль не получится - но мне стало не страшно ошибаться.
Всех, кто мелькает на телеэкране, сейчас немедленно называют: звезда. Вы себя - "звездой" не ощущаете?
Полина Агуреева: Нет, я непопулярный человек абсолютно, да и не знаю, что это такое - звезда. И в кино снимаюсь раз в два года, и то только у Урсуляка. При том, что мне очень нужны деньги, и каждый раз думаю - сейчас соглашусь, сейчас. Но не могу. 90 серий играть следователя. Во-первых, не могу же я на полном серьезе играть этакого псевдоследователя. Во-вторых, на 90 дней оторвать себя от Пети, от ночных придумываний Блока?
И напоследок: вы ведь совсем не плакса?
Полина Агуреева: Нет, я все время плачу. По-крайней мере, официально - 10 раз в месяц, потому что у меня 10 спектаклей в месяц и во всех спектаклях я плачу. И вообще - часто плачу. Наверное, отношусь к себе, как все, слишком серьезно. Хотя пытаюсь с этим бороться. Относиться к себе надо иронично. Надеюсь, у меня все же есть чувство юмора.
Отправлено: 14.12.12 11:55. Заголовок: "Жизнь и судьба&..
"Жизнь и судьба" отобран в конкурсную программу Фестиваля FIPA-2013
Новый многосерийный телевизионный фильм Телеканала "Россия 1" "Жизнь и судьба" режиссера Сергея Урсуляка отобран в конкурсную программу фестиваля FIPA-2013, который пройдёт с 22 по 27 января в городе Биарриц (Франция). Фильмы-участники конкурса будут показаны широчайшей аудитории (более 25000 посетителей), среди которой представители 70 крупнейших телевизионных компаний, дистрибьюторы и байеры, прибывшие на рынок телевизионных программ FIPATEL, международные журналисты.
FIPA – крупнейший ежегодный европейский телевизионный фестиваль, проходящий во Франции. Впервые он состоялся двадцать пять лет назад. Его основная цель – международное продвижение телевизионных программ высочайшего уровня.
В 2007 году художественный многосерийный фильм телеканала Россия "В круге первом" получил приз, как лучший сериал, а актер Дмитрий Певцов стал обладателем золотой статуэтки за лучшую мужскую роль. В том же году сериал "Мастер и Маргарита" был отмечен специальным призом.
А мы с коллективом создателей за фильм болеть станем!
Tamara пишет:
цитата:
А мы болеем за ЕВД!
Вряд ли ЕВД дадут какой-то приз, ведь роль не главная. Так что будем болеть за фильм!
Elena_K
moderator
Сообщение: 212
Откуда: Москва
Отправлено: 07.01.13 18:31. Заголовок: Видал я в гробу ваш ..
Видал я в гробу ваш Оскар - ЖИЗНЬ И СУДЬБА (2012)
До этого сериала у нас не было экранизации романа Василия Гроссмана «Жизнь и судьба», и хорошо, что его не обошли стороной. Ибо от остальных произведений на военную тему он стоит особняком, будучи написан с необычного ракурса. Действие происходит во время ВОВ, но автора интересует не конфликт стран, не коллизия «мы против захватчиков-фашистов», а то, как советские люди шли на ежедневный подвиг в условиях тоталитарного государства. На примере очень разных между собой героев и ситуаций повествуется, как столь жесткий строй ограничивает человека, нивелирует любую его инициативу, а зачастую коверкает жизнь. Опасность тоталитаризации для России в ее нынешних границах будет существовать всегда, так что Гроссмана мы вспомним еще не раз.
И хорошо, что экранизацию доверили режиссеру Сергею Урсуляку. У меня к нему был определенный кредит доверия по сериалу «Ликвидация», и он его оправдал. Перипетии гроссмановского сюжета Урсуляк воспроизводит избирательно – к примеру, нет линии старого большевика Мостовского в немецком концлагере, зато к защитникам-сталинградцам поступило пополнение в лице майора Березкина, который в первоисточнике отсутствовал.
Да и вообще батальным сталинградским сценам уделено неожиданно много внимания. Не скажу, что неоправданно много, потому что атмосферу войны – солдатский быт, саспенс перед боем, пыл схватки – Урсуляк воссоздает здорово. Думаю, ветеранам понравилось: по уровню военных сцен «Жизнь и судьба» сопоставима с шедеврами советских лет – например, с экранизацией романа «Живые и мертвые» 1963 года. Прыгающая камера передает лихорадочную динамику происходящего, персонажи душевны, правдоподобны (особенно удалась роль управдома Грекова, исполненная малоизвестным актером Сергеем Пускепалисом, и его «прекрасные, человечные, умные и грустные глаза», как писал Гроссман).
Правда, достигнутого Урсуляком уровня душевной правдоподобности только для Сталинграда и хватает, а вот драматические сцены в тылу подкачали. Прежде всего, не хватает харизматического главного героя – того, который у Урсуляка был в «Ликвидации». Его функции возложены на физика Штрума, сыгранного Сергеем Маковецким, но… то ли режиссер не доработал с актером, то ли сам Маковецкий не слишком годится для такой роли… Предположу, что второе, поскольку при большом количестве актеров второго плана, выбор артистов-фронтменов, способных взвалить на себя груз главной роли, в нашем кино небогатый (неслучайно Сергей Безруков не играл разве что самого себя), и Маковецкого утвердили едва ли не методом исключения – как меньшее из зол. Не прокатило…
Да и в целом в «мирных» сценах все размеренно-спокойно – на грани со «скучновато». Действие разворачивается плавно, эстетично, я бы даже сказал, благостно. Недостает надрыва, трагедии. Апогей этой тенденции – любовные линии Штрума с Соколовой и Толи с радисткой Катей: по-телевизионному слащаво и выхолощено-безэмоционально. Доводилось видеть постановку «Жизни и судьбы» в петербургском Театре Европы – вот там нерва хоть отбавляй, пробивает насквозь.
К счастью, на эти ложки дегтя удается не обращать внимание благодаря солидности технического исполнения, где наблюдается несколько нетривиальных (и удачных!) решений. Это неброская, почти черно-белая цветовая гамма с обилием глубоких холодных тонов, а также саундтрек авторства Баха и Вивальди (напомнило «Заводной апельсин» Кубрика). Даже поясняющие пометки в углу экрана типа «Полковник Новиков. Сталинград, ноябрь 1942», которые в иных экранизациях выглядят так, будто снималось исключительно для школяров, не желающих читать первоисточник, здесь вполне приемлемы.
Отправлено: 07.01.13 19:00. Заголовок: Сергей Урсуляк ответ..
Сергей Урсуляк ответил критикам «Жизни и судьбы»
Сергей Урсуляк на съемках фильма "Жизнь и судьба" в Ярославской области, декабрь 2011 года. Фото РИА Новости, Алексей Филиппов
18 октября телеканал "Россия" завершил показ фильма Сергея Урсуляка "Жизнь и судьба" - экранизации одноименного эпического романа Василия Гроссмана о Сталинградской битве. Книга известна тем, что была запрещена к печати даже в сравнительно либеральные времена - в хрущевскую оттепель - и лишь чудом не была утрачена навсегда. Экранизация вызвала и массовый интерес, и бурю критики - ее авторов обвиняли прежде всего в отступлении от идей Гроссмана. Пока споры о сериале не улеглись, "Лента.ру" встретилась с его режиссером и узнала, что о романе, фильме и реакции на него думает сам Сергей Урсуляк. "Лента.ру": В интервью, которые вы давали до выхода "Жизни и судьбы", вы говорили, что вам очень важно, чтобы фильм посмотрели. Сейчас, когда кино показали, вы довольны?
Сергей Урсуляк: Я доволен, потому что мне кажется, что этот фильм получил огромный резонанс именно в той среде, на которую я рассчитывал. Да, качество этого резонанса иногда у меня вызывает вопросы, но и тут большого удивления нет. Те люди, про которых я знал, что они люди, они и отреагировали на это как люди; про тех, про кого я подозревал, что они не очень люди, отреагировали как не очень люди.
Когда я говорил, что хочу, чтобы посмотрели, я имел в виду, что мы все - вне зависимости от того, нравится нам фильм или не нравится, - должны дать явный знак телевидению: нужны фильмы такой сложности, фильмы, делающие попытку говорить альтернативным языком, я не говорю еще раз, хорошие или плохие. Мне бы хотелось, чтобы люди, прежде чем сказать: "Будь ты проклят, режиссер этого фильма!" - сказали бы: "Большое спасибо каналу, который отважился в наше непростое время взяться за такую вещь". Вот этого я услышал мало, к сожалению. И, опять же, услышал это от тех, от кого ожидал это услышать, то есть от людей, а нелюди говорят про другое.
Как вообще получилось, что этот фильм состоялся, что госканал предложил вам экранизировать именно Гроссмана? Небанальный выбор для нынешнего боязливого государственного телевидения.
Дело в том, что нельзя судить о людях, которые руководят каналом, по сетке этого канала. Там есть самые разные люди, и во главе канала стоят люди интеллигентные, тонкие, душевные, которые так же мучаются от нехватки хорошего на своем канале…
И любящие Гроссмана?
И любящие Гроссмана в том числе. Сейчас много пишут, что я работал в атмосфере диктата, жестких идеологических установок. Теория заговора, теория какой-то руки Кремля, которая тянется в каждую съемочную группу, существует, к сожалению. Поверить в то, что канал был жестким только в одной части - финансовой - никто не может. Я совершенно не боролся ни с руководством канала, ни с "кровавым режимом", я просто работал именно так, как я хотел, поэтому винить во всем можно только меня.
Кто именно в руководстве ВГТРК хотел делать "Жизнь и судьбу"?
Златопольский, Шумаков - вот люди, которые это инициировали. И, конечно, это не могло пройти мимо Добродеева, хотя я лично с ним дела не имел. Это их замысел, а вы сами идеей экранизировать "Жизнь и судьбу" не горели?
Я не то чтобы не хотел этого делать. Я просто понимал, что мне дадут небольшие деньги и скажут: "Ну, давай, брат, снимай 'Войну и мир'". А роман огромный, а кроме того очень рыхлый, многонаселенный, военный. Я просто не справлюсь, и это будет плохо. А зная, что я работаю честно, я понимал, что просто умру на этой картине. И поэтому я сначала не хотел.
Но затем, когда я перечитывал роман, я подумал, что такой материал - мощное движение большого количества людей - дается не так часто, а у меня, может быть, больше не будет никогда.
Да, какие-то вещи в романе мне не нравились, не нравятся и не будут нравиться. Я считаю, что это роман большой по замыслу и все-таки недоделанный в силу разных трагических обстоятельств, он как бы не дописан, многие линии не завершены, концы с концами иногда не сходятся.
Но в главном пафосе романа мы с Гроссманом сходимся - в том, что в этой войне победил народ, что это во многом произошло не благодаря, а вопреки и что у нас разные жизни и одна судьба. И интерес мой прежде всего не Сталин, не Гитлер, не идеологические построения, а эти разные судьбы, связанные между собой впрямую или косвенно, по которым история страны прошлась катком. Я ощущаю свое родство с этими людьми, я ощущаю свою близость. И самое главное, я понимаю, что призыв Гроссмана к возможности человека жить по совести, он сегодня абсолютно современен, гораздо более современен, чем приравнивание социализма к фашизму.
Судя по последней фразе, вы внимательно следите за обсуждениями сериала и знаете, в чем главная претензия критиков - из фильма выброшена идея Гроссмана о сущностном тождестве гитлеровской Германии и СССР.
Мне кажется, что как раз это менее актуально сегодня хотя бы потому, что с того момента, когда писал Гроссман, прошло пятьдесят лет. Мы гораздо больше знаем и об одном, и о другом, мы можем гораздо обоснованнее сравнивать. Я с этим утверждением действительно не согласен, я не могу поставить знак равенства между этими двумя системами. Да, они похожи, но у нас все становится похожим на это, разве сегодняшний день не похож в чем-то? В чем-то похож. Эти черты есть, ну так они были всегда. И я больше скажу, ужас в том, что, какой строй нам ни предложи, все получается…
Автомат Калашникова?
На самом деле так и есть. А откуда взялась вся великая русская литература - разве от любви к капитализму, от любви к царизму? Разве Достоевский утверждал, что это счастливая жизнь? Островский, Некрасов, да от Радищева начиная. Не получается у нас вот в этом пространстве построить ни демократию, ни царизм, ни социализм. Ну не получается, что-то не сходится. Может, дело в нас, а не в тех, кто нами руководит? Такое ведь тоже может быть.
Для ваших критиков отсутствие заявления, что социализм и фашизм - это одно и то же, - лакмусовая бумажка.
Да, если бы я это сказал словами, то я был бы хороший режиссер и был бы хороший фильм, а раз нет, то и фильм плохой, и я плохой. Продал душу Кремлю.
А вам важнее было у Гроссмана не это конкретное идеологическое заявление, а какие-то вневременные ценности? Они кажутся вам сейчас более актуальными, чем прямое политическое высказывание?
Да, мне кажется, что это гораздо более актуально, потому что это не буквальная, как вам сказать, помощь одним сегодня в борьбе с другими. Мне кажется, что я не частушки сочиняю и это не проект "Гражданин поэт", где актуальность важна.
Если человек очень хочет найти эту мысль Гроссмана в моей экранизации, он ее найдет. Я ведь ничего противоположного не утверждаю - я не оправдываю сталинизм, не говорю о том, как чудно, когда одна часть сидит, а другая ее охраняет. Пафос Гроссмана сохранен.
Я вам скажу больше. Эта сцена исчезла не потому, что я согласен или не согласен, я уже говорю как бы вдобавок, вдогонку. Исчезла вся линия, к которой относилась эта сцена. А она исчезла не потому, что это была самая опасная линия, а потому, что она была самая сложнопостановочная. Добавлять в фильм наш лагерь, немецкий лагерь. Либо пришлось бы отказаться от каких-то других линий, которые выстраиваются среди уже существующих персонажей.
Но мне и в принципиальном плане не близка мысль о том, что одна часть нашей страны должна покаяться перед другой и тогда настанет мир. Я считаю, что мы должны осознать, что и беды, и поражения у нас общие, что нет людей в белых одеждах и нет людей в фашистской форме, что мы так переплетены, что отделить одно от другого бывает очень и очень сложно. Мы должны просто подвести некую черту под этим, признать, что мы все герои, мы все жертвы. И если спорить на эту тему, то только в общечеловеческом плане, не пытаясь заставить одних покаяться перед другими. Это путь в никуда. У нас и без того общество достаточно шизофреническое. Потому что когда режиссера по итогам фильма обвиняют одновременно и в семитизме, и в антисемитизме, и в просоветскости, и в антисоветскости - во всех грехах, это означает, что общество не очень здорово.
На съемочной площадке фильма "Жизнь и судьба". Фото ИТАР-ТАСС, Владимир Смирнов.
А если бы все зависело только от вас, если бы у вас были все деньги или вы руководили бы каналом, как бы вы занялись оздоровлением общества или телевидения? Может быть, через какое-то другое произведение?
Через "Тихий Дон". Я считаю, что это по-настоящему великий роман двадцатого века. Мне нельзя давать большие деньги и заставлять руководить каналом, но, безусловно, 80 процентов того, что существует сейчас на телевидении, с телевидения бы исчезло, если бы мне дали властные полномочия просто хотя бы на час. А люди, которые растлевают наш народ, - не в смысле, что показывают голую задницу, а морально растлевают, - они были бы наказаны мной в течение этого часа, очень жестко.
Вы говорите, что и вы, и руководство канала хотели одного и того же. Как их реакция, они довольны результатом, рейтингами?
Результатом они довольны. Рейтингами… Они изначально понимали, что рейтингов не будет. Изначально говорилось, что мы снимаем не для рейтингов, мы просто можем себе позволить делать нечто "улучшающее породу". И когда в первый день вдруг рейтинги рванули, для руководства канала это был сюрприз, они это восприняли как неожиданный подарок. Дальше рейтинги вернулись на ожидаемый уровень, но никто не был в трауре, уверяю вас. Хотя бы потому, что качество этих десяти процентов было высоко, это были люди, которые сроду не смотрели не то что канал "Россия", а вообще телевизор. Если я перечислю тех людей, которые прямо или косвенно поздравили канал, меня с этой картиной, это, как вам сказать, ну, это несоизмеримые фигуры по сравнению с теми, которые шлют проклятия.
Как качественное кино, подобное вашему, может изменить телевидение? Вам бы хотелось, чтобы после вас кто-то продолжал снимать такие же сериалы-экранизации?
Мне бы хотелось, чтобы телевидение стало относиться к зрителям с большим уважением. Если говорить откровенно, наше телевидение рассчитывает сейчас на очень невзыскательного зрителя, оно не пытается подтянуть его уровень, а, наоборот, само опускается до этого уровня. Мне кажется, это не тот путь. Принцип в том, что я отношусь к зрителю уважительно и могу говорить со зрителем на сложные темы, сложным языком, нелинейно рассказывать. К этому я призываю, а не к тому, чтобы сегодня экранизировали Гроссмана, завтра "Тихий Дон", послезавтра Библию. Просто чтобы даже на простых историях, бытовых, сегодняшних мы говорили со зрителем не одноклеточно, а чуть сложнее, как и сама жизнь сложнее. Что ж мы так примитивно разговариваем с ним? Почему так быстро и дешево? Почему так плохо играют? Почему так плохо снимается? Вот я эту ситуацию хотел бы изменить - чтобы тем, кто делает телевидение, было не все равно, как его делать. Как учиться этому отношению?
Прежде всего, мне кажется, нужно уважать свою профессию. Если ты понимаешь, что не можешь сделать хорошо - за такой бюджет, за такие сроки, с такими артистами, значит, не нужно за это браться. Я понимаю, что это совет постороннего, потому что есть обстоятельства жизни, которые и меня могут заставить изменить эту позицию, - ну, просто я хочу есть, да? Но тем не менее я думаю, что очень многие это делают не оттого, что они есть хотят, а оттого, что стыд потеряли. Вот я хотел бы вернуться к категории профессионального стыда. Эта категория на телевидении во многом утеряна - в телесериалах, в теленовостях, в телепублицистике и так далее.
Получается, что не обойтись без помощи государства, потому что такие деньги, чтобы делать долго, дорого и с уважением, больше никто не даст.
Да, но я считаю, что государство должно заботиться об уровне своих граждан, об уровне душ и об уровне ума. Оно не должно способствовать превращению людей в быдло. Я понимаю, что, наверное, с точки зрения управления легче, но с точки зрения перспектив страны, мне кажется, дальнейшее понижение планки - это путь в никуда.
Каждый, кто берется за тему Великой Отечественной, заранее обрекает себя на шквал критики - тема эта очень больная, а угодить всем одновременно невозможно. У вас, к тому же, был еще Гроссман, а его взгляд на тему значительно отличается от того незаинтересованного пиетета, который сейчас культивируется в обществе. Каково вам было подступать к войне? Не страшно?
Вы знаете, во-первых, мне не очень нравится почти все, что за последнее время вышло про войну. Это война чистая, война не настоящая, война не потная, не грязная, не жестокая. Я хотел, чтобы было как у Гроссмана - война как фон существования. Гибель - это не все остановились, сняли шапки и выстрелили вверх; это когда один упал, а мы бежим дальше. А как только закончился бой, мы выковыриваем из-под ногтей "кровь чужую". И здесь вопрос не "за Родину, за Сталина", это просто ежедневный труд, когда ты не отдаешь себе отчет в том, что ты совершаешь подвиг, борешься с фашизмом. Ты просто живешь. Вот эту атмосферу жизни на войне мне хотелось максимально передать.
Передать без идеологии?
А ее и не было - я уверяю, что солдат не думал о Сталине каждую секунду, он думал совсем о других вещах.
Я, наверное, думал бы об идеологии, если бы меня приглашали к себе руководители канала, или кремлевские вожди, или кинокритики с другой стороны и за чашкой чая объясняли мне, что бы они хотели увидеть в этой картине и чего не увидеть. Но у меня не было ни с кем таких разговоров, кроме Эдуарда Яковлевича Володарского, но, опять же, это были не идеологические разговоры, а практические: как перейти с линии Жени на линию Штрума...
Вы упомянули Эдуарда Володарского, который недавно скончался. Большинство критиков сериала ругают прежде всего его сценарий. Вы ведь не сами выбирали сценариста?
Нет.
При этом во всех интервью вы говорите о его работе предельно уважительно. Вы довольны его сценарием?
Результатом - да. Когда я пришел на проект, Эдуард Яковлевич сдал уже второй вариант сценария, хотя еще далеко не окончательный. Володарский был огромным профессионалом, он умел сочинять истории, он умел структурировать, и я думаю, что, кроме него, сегодня с этим просто никто бы не справился. А затем я долгое время сидел выписывал из Гроссмана, чего мне не хватает в сценарии: вернуть эту сцену, эту реплику, вернуть закадровый текст. В изначальном варианте закадрового текста вообще не было, а без него очень сложно, потому что у Гроссмана мало диалогов, больше внутреннего мира героев. Избавляться от этого было невозможно, хотя мы оба понимали, что это дико утяжеляет конструкцию.
Что до того, что сейчас все шпыняют Володарского. Во-первых, так сложилось трагически, что за его правоту и неправоту, за все, что он сказал, уже не мы его будем судить. Я надеюсь, что бог не фраер, он отделит случайное от подлинного, слова от дел и так далее. Эдуард Яковлевич был человеком пристрастным, человеком крутого нрава. Взаимоотношения, которые связывают экранизатора с автором произведения, - это не взаимоотношения шерочки с машерочкой, это очень сложные, иногда до ненависти мучительные взаимоотношения, равно как режиссера и сценариста. Со всеми живущими сценаристами я заканчиваю картину, в общем, в ссоре, при этом любя их. Потому что, когда я выхожу на площадку, я и текст знаю, и сцены уже двадцать раз проходил, но все равно я очень много проговариваю в сторону сценариста, потому что он мне это написал, а я не знаю, как снимать. Я думаю, что у Эдуарда Яковлевича было такое же животное отношение к роману Гроссмана, как и у меня к сценарию.
Эдуард Яковлевич часто говорил то, о чем, может быть, потом жалел. Он был такой человек, он в морду мог дать, если ему что-то не нравилось, он был парень с окраин московских.
Сериал - это большая форма, вам нужно было думать, как держать зрителя у экрана. Как вы добивались сериальной увлекательности?
Конечно, "Жизнь и судьба" - это все-таки не "Место встречи изменить нельзя", поэтому тут об увлекательности вообще говорить сложно. Почему никто не может оценить сложность задачи? Четыре минуты крупного плана плачущего Маковецкого - этого уже достаточно для того, чтобы не то что выключили телевизор, а разбили его, если так говорить о нормальной телевизионной практике. Маковецкий с приклеенным носом смотрит в бумажку и плачет четыре минуты, а за кадром еще и говорит что-то - где это видано? Зритель давно отвык от этого. Конечно же, с точки зрения нормальной увлекательности, это вообще мимо всего идет.
Тем не менее я, конечно же, думал о том, чтобы зрителю было еще элементарно интересно. Я считал изначально, что единственное, чем я могу удержать зрителя, - это эмоции. Если рождаются эмоции, если мне хочется непонятно от чего плакать, потому что я его люблю, а его сейчас не станет, - тогда это выход. Это единственный ход, который я мог предложить себе, чтобы зрителя как-то на эту историю подсадить. Я не считаю, что это игра в поддавки, потому что я сам испытываю эту эмоцию, когда снимаю, мне до слез жалко каких-то людей, взаимоотношений, солдатских писем… Там же цитируются настоящие солдатские письма. Я плачу, когда их читаю, я так устроен. И если я плачу, значит, заплачет еще пятьдесят человек, потому что мои рефлексы, они как у животного - они очень простые.
Я не один из тех высокоинтеллектуальных людей, которые пишут на меня плохие рецензии. Я отношусь к другой категории - я очень просто устроенный человек. Если в тебе что-то живо, то ты должен узнать этих людей, ты должен узнать в них своих родных. Говоря о Новикове, я думал о своем деде-танкисте. Говоря о матери в гетто, я думал о своей бабушке по папиной линии, которая была в таком же гетто. Девочка, встречающая Березкина, - это моя мама, которая была в эвакуации в Сибири. Для меня это личные истории. Я не могу рассказывать о ком-то - снимая фильм, ты рассказываешь о себе. А если ты не узнал людей - ну, значит, это твоя проблема. Если хотите, для меня этот фильм и отношение к нему - это лакмусовая бумажка того, с кем я общаюсь, честное слово.
Съемки финальных кадров фильма "Жизнь и судьба". Фото РИА Новости, Алексей Филиппов.
Неужели вас так задевает критика? Ведь если у вас есть ваша аудитория и плюс аудитория, на которую вы не рассчитывали, отдельные критические тексты не должны расстраивать.
Уверяю, что у всех нас - что у меня, что у излучающего уверенность в себе Никиты Михалкова - все наши уверенности держатся на очень хлипких вещах. Больно, когда тебя обвиняют в том, чего ты не делал. Когда то хорошее, что ты вложил в дело, извращается без желания понять. Все хотели какого-то манифеста, а я к этому не готов. Они хотят, чтобы я занял чью-то позицию, а позиция для них - это окоп, из которого я стреляю по чужим. Им сложновато представить, что для меня все свои, и отрицательные персонажи - они все равно свои. Это так же сложно, как сегодня в нашей жизни: свои - чужие, Болотная - неболотная...
Кстати, а вы же не ходите на митинги? И писем не подписываете.
Письмо в защиту Pussy Riot я не подписал, хотя мне предлагали. Я написал им ответ, почему я не подпишу. Письмо начиналось так: "Мы, деятели культуры, по-разному относимся к тому и сему..." Я сказал о том, что мы, деятели культуры, не можем относиться по-разному - это значит, что у нас в голове каша и мы не можем ничего требовать. Я не могу относиться к этому по-разному, я отношусь к этому сугубо отрицательно. Я готов подписать письмо с тем, чтобы их выпустили, чтобы просто не позориться.
Призывать милость к падшим?
Да, но тогда мы должны обозначить, что это падшие, и к ним призывать милость. А если мы говорим, что это герои, то мне стыдно, потому что наша страна знала героев, знала диссидентов, знала Сахарова, много чего знала. Ставить это в один ряд я не хочу. Другая история, что наше государство настолько глупо, что сделало все, чтобы они встали в один ряд, чтобы сделать это символом свободы. Теперь обвинять Мадонну с Полом Маккартни глупо, себя вините, что будет площадь Pussy Riot и станция метро Pussy Riot.
Но тогда я не подписал: этого нельзя допускать ни в церкви, ни в мечети, ни за Путина, ни против Путина. С точки зрения художественной это было бездарно, говорить о свободе творчества нелепо. Для меня это выходит за грань политического спора. Нельзя прийти, допустим, в БДТ, где работает подписавший письмо Басилашвили, и против Путина написать в кулису. Даже если против Путина.
Что же до первой Болотной, то я тогда снимал в Ярославле и не мог прийти. Но меня очень порадовало, что почти вся группа взяла открепительные талоны, я понял, что что-то накопилось. И если бы я был в Москве, я бы, конечно, пошел.
Судя по тому, что для вас важно - снимать хорошее кино, бороться за нравственность на телевидении, учиться серьезному разговору, развивать профессиональный стыд и так далее - вы постепеновец. Вы считаете, что так можно сделать больше, чем, например, сняв манифест?
Я так считаю, потому что я прошел момент, когда это было разом, эйфорично и замечательно - в 1991 году. Это было ощущение эйфории, и казалось, что завтра будет по-другому. Чем это кончилось, сам знаешь. С тех пор у меня тяги к быстрым переменам нет. То, что перемены необходимы, для меня так же очевидно, как для многих, но способ осуществления - я не уверен, что он вот такой вот (щелкает пальцами).
Я следую себе - знаю, например, что с такой формулировкой письмо подпишу, а с такой - нет. Но я не могу быть приверженцем демократии вообще. Может быть, дело в том, что я недостаточно демократ.
"Жизнь и судьба": далекое прошлое или близкое настоящее
К.ЛАРИНА: 13 часов 15 минут. Мы начинаем программу «Культурный шок». Как я и обещала, сегодняшняя наша программа посвящена фильму «Жизнь и судьба», премьера которого прошла на канале «Россия». В нашей студии режиссер Сергей Урсуляк. Сережа, приветствую.
С.УРСУЛЯК: Здравствуйте.
К.ЛАРИНА: И Лика Нифонтова, актриса и супруга. Соавтор, наверное, товарищи и соратник. Соратник?
С.УРСУЛЯК: Соратник.
К.ЛАРИНА: На самом деле, сколько Лика вынесла во время работы над фильмом, никто не узнает, только если когда-нибудь она напишет об этом книгу «Я и "Жизнь и судьба"» (смеется). Дорогие друзья, напомню наши средства связи. Смс: +7-985-970-45-45. Прежде чем начать наш разговор, я хочу поздравить Сергей с этой работой, с премьерой. Не могу себе представить, сколько сил потрачено на это грандиозное полотно, особенно в наше непростое время. И не понятно кому адресовано, не понятно, с кем ты разговариваешь, когда ты затеваешь такую картину. Или тебе было понятно?
С.УРСУЛЯК: Нет, я считаю, что в нашей стране не исчез тот класс, те люди, которые относятся к интеллигенции, а это просто люди, которые думают, чувствуют, хотят понять, узнать, сопереживать. Эти люди есть, и к ним я обращаюсь.
К.ЛАРИНА: Давай поговорим про творческий процесс. Мне важно, чтобы немножко рассказали о творческой группе, потому что это высочайшего качества работа профессиональная: и по-режиссерски, и по-актерски, и по-операторски. Обычно про операторов у нас вообще никто не вспоминает, особенно если речь идет о сериалах, о телевизионном продукте. Поэтому если бы ты рассказал об этом…
С.УРСУЛЯК: С удовольствием. Я хочу поклониться светлой памяти дорогого Эдуарда Яковлевича Володарского. Его усилиями, его талантом сделана эта работа в огромной степени. Потому что поднять этот роман, структурировать его, вычленить главное, отсечь то, что не лезет, мог только он со своим умением и даром. Я еще хотел сказать, что я потерял еще и замечательного старшего товарища, человека, который говорил мне честно, правду, не прятался ни за какие полутона. И я очень рад, что он успел посмотреть картину. Пускай не в окончательном варианте, в смысле звуковом, и без цветокоррекции. Но он посмотрел, ему нравилось, он очень ждал. И для меня это такая очень личная потеря. Я хочу сказать о тех, кто затеял это дело на канале «Россия». Мы очень часто и совершенно справедливо ругаем наше ТВ. Мне кажется, что когда есть возможность сказать хорошее, надо говорить в первую очередь для того, чтобы дать людям импульс, дать какую-то отдачу. Потому что они тоже в это вложились, тоже многим рисковали. И главное, что они очень болели, я это ощущал каждую минуту. Я говорю об Антоне Златопольском, Сергее Шумакове, Олеге Добродееве. Я хочу сказать о продюсерах картинны: Жене Попове, Леше Кузнецове, Маше Ушаковой, которая огромный вклад внесла, Свете НРЗБ. Миша Суслов, оператор, с которым мы работаем уже 15 лет.
К.ЛАРИНА: Он все твои фильмы делал?
С.УРСУЛЯК: Не все. Но начиная с «Сочинения ко Дню Победы», мы работаем вместе. Помимо того, что он удивительный оператор, но еще удивительного качества товарищ. Мы с ним можем спорить, соглашаться, не соглашаться, обижаться друг на друга, но это человек .который не предает ни при каких обстоятельствах. Это крайне важно в нашей работе. У меня было 2 художника. На 1 части, мирной, это был хороший художник Олег Ухов, которого, я надеюсь, ждет большое будущее. А вот на «Сталинградской» части ко мне пришел Алим Матвейчук, выдающийся художник, все блиндажи, весь Сталинград, всю войну делал он со своими ребятами.
К.ЛАРИНА: Тут надо сказать, что такое художник в кино.
С.УРСУЛЯК: Это человек, который и строитель, и декоратор. Каждая деталь, стенка – он отвечает за все изобразительное решение вместе с оператором. Костюмы – мои постоянные товарищи Леша Камышов и Лена Станкеева, мой гример НРЗБ. Это мой 2-ой режиссер Катя Побединская, на которой огромная была нагрузка, мой кастинг-директор Света Жигалкина, у меня работал выдающийся каскадер Виктор Иванов, который известен во всем мире. У меня был замечательный композитор Иоганн Себастьян Бах (смеется). Был замечательный композитор из Самары Василий Тонковидов, которого я достаточно случайно встретил. Он пришел на площадку и отдал мне свой диск, который у меня пролежал полгода. Там очень сложно было работать, там надо было вплести собственную музыку в произведения покойных Баха и Вивальди. И он очень хорошо, и главное так добросовестно. И он столько от меня натерпелся, столько услышал новых слов по поводу музыки, своей, мировой и т.д.
К.ЛАРИНА: Тут было среди критических замечаний, для кого-то перебор с музыкой.
С.УРСУЛЯК: Это вечная песня про мои картины. Ну а мне не много музыки. Мне столько музыки хватает. Вы же не каждый день слушаете Баха, выключите изображение, послушайте просто музыку Баха.
К.ЛАРИНА: Я понимаю, о чем ты говоришь. А ты можешь сформулировать, для чего она тебе нужна?
С.УРСУЛЯК: В данном случае музыка была контрапунктом к изображению. Есть горизонталь нашей жизни, а есть вертикаль великой музыки, которая обращается к Богу, к вечному. Ты меня сейчас заставляешь говорить вещи пафосные, которые, может быть, и формулировать не нужно. Я понимаю, ничего проще не было под бодрый ритм сделать бодрую атаку. Но мне казалось, что мы смотрим на это через 10-летия, и музыка дает большую глубину, увидеть за этой стрельбой и беготней больше, чем есть в кадре. Музыка облагораживает нашу жизнь и то, что мы видим на экране тоже. Для меня музыка огромную роль играет, так что, Вася, спасибо тебе.
К.ЛАРИНА: Я хотела задать вопрос о консультантах. Потому что мы привыкли, что еще в советское время в титрах было написано в военной картине: консультант… Здесь же все до мелочей надо было понять, чтобы не было лжи, неправды, поскольку фильм на крупных планах, это телевизионное кино. Так оно и было.
С.УРСУЛЯК: Юра Маслак, Сережа Прищепа – 2 сумасшедших человека, которые не участвовали в войне, они молодые люди. Но они оба бывшие военные, совершенно двинутые на военной теме. Юрий Маслак изучил сценарий так, как я его не знал, он мне приносил по миллиону поправок, я был сам не рад, что связался с этим Юрой. Потом когда мы стали добывать наше оружие, можно было сойти с ума. Я еще дал им большие полномочия, потому что я не хотел, чтобы мне писали письма. Мы приостанавливали съемки, где консультант не соглашался с какими-то вещами. Я думаю, что ошибок мы все равно не избежали, есть вещи, которые не восстановим, я о них тоже знаю. Но это уже детали, которые понимает Юра Маслак и 3 его друга. А в целом это тщательная работа консультантов и спасибо им большое. Я боюсь, что кого-то не назвал. Друзья мои, если я о вас не говорю, то думаю и очень вам благодарен.
К.ЛАРИНА: А у вас был банкет?
С.УРСУЛЯК: Конечно, был, когда закончили. Беда кино, что мы постоянно сходимся, потом расходимся, у всех уже свои проекты. Когда я начинал работать на кино, я не любил окончания съемок, банкет, я не понимал, что мы празднуем. Потому что я видел, что остаюсь с этим наснятым кошмаром. Сейчас я понимаю, что это неправильно, и люди так вложились в это, что мы должны это дело как-то отметить. Но все равно ощущение, что мы выпьем, все уйдут, а я останусь с тем, что я наснимал. Я еще должен был сказать о своем монтажере Рите Смирновой, с которой мы тоже монтируем уже долгие годы, и Элечка, ее помощница, я тоже ей шлю привет.
К.ЛАРИНА: Мы первую часть практически потратили на перечисление фамилий, но мне кажется, что это важно, потому что видишь, насколько затратен этот труд, важно назвать этих людей, которых вы в кадре не видели.
С.УРСУЛЯК: Я тебе очень благодарен, потому что это труд, мы не можем себе представить, какой. Я приезжаю на площадку, начинаю орать истошно, не понимая, что половина из тех людей, которые стоят на площадке, ночь не спали, потому что они готовили мой приезд.
К.ЛАРИНА: После перерыва будем говорить о содержательной части фильма.
НОВОСТИ
К.ЛАРИНА: Продолжаем программу «Культурный шок».. я сейчас читала смс-ки, которые пришли. Спасибо всем слушателям, которые благодарят Сергея за работу. Одну смс-ку прочту вслух, поскольку она имеет непосредственное отношение к оператору Михаилу Суслову: «Спасибо, Сергей, я редко радуюсь появлению настоящего кино на экране в потоке евроремонтнтых лент, горжусь, что кино снял мой друг, однокурсник Миша Суслов. Представьте, нам уже далеко за 70, но есть, за что бороться и хвалить».
С.УРСУЛЯК: Это прекрасная смс-ка, жалко, что не подписался. Я передал бы Мише это с удовольствием огромным. У Миши были прекрасные камермены, вторые операторы: Андрюша Белканов и Анатолий Семченко.
К.ЛАРИНА: Скажи, сто такое главный оператор.
С.УРСУЛЯК: Главный оператор это система света, прежде всего, композиция кадра, решение. Миша сам за камеру встает крайне редко, но у него есть глаза: это его стиль, его почерк. Те, кто понимают, понимают, про что я говорю.
К.ЛАРИНА: Лик, как у тебя получилось: ты выбирала роль? Или как это происходит в семье?
Л.НИФОНТОВА: Я могу выбирать, не выбирать, все равно это не имеет никакого значения (смеется). Когда Сереже предложили эту работу, я прочитала сначала роман, потом сценарий. И конечно, роль Людмилы потрясающая, это просто подарок для любой актрисы.
К.ЛАРИНА: Но тяжелейшая же была работа.
Л.НИФОНТОВА: Да, я очень люблю трудности, и поняла, что это потрясающе. Я прочитала и подумала, буду смотреть, что будет дальше. Тихо опустив глаза, ждала решение. Но у нас нет в семье кривляния: я тебе хочу попробовать, я тебе не хочу попробовать. Он вообще не делает проб, он просто общается. Здесь он, надеюсь, знает наверное мой потенциал и просто мне сказал, будешь играть эту роль.
К.ЛАРИНА: Понимаю прекрасно, когда читаешь такой сюжет, такой характер, называется, есть, что делать, есть, что играть. Но когда ты читаешь сцену приезда в госпиталь, а потом сцену приезда на кладбище, ты же себе не представляешь, как это будет выглядеть. Как такая история рождается? Это же надо верить в артистку, музыка и крупный план актерский.
Л.НИФОНТОВА: Не знаю, Сережа сам скажет. А мне когда нужно играть какую-то роль, я не думаю о сложностях, потому что если я буду думать о сложностях, я вообще ничего не сыграю. Я просто конкретно решаю задачу каждого дня, каждой сцены, четко понимать, что от меня хочет режиссер, быть в образе, обговоренном с режиссером. Что касается кладбища, то мне было просто холодно. Мы все снимали в настоящих интерьерах. И если это будет кладбище в лесу, то это будет кладбище в лесу.
К.ЛАРИНА: Это было настоящее кладбище?
Л.НИФОНТОВА: Нет, построено было кладбище в лесу под Рязанью. Я туда приехала буквально на 2 дня. И мне нужно было просто четко выполнить, что он хочет. Сцены шли подряд, друг за другом, потому что невозможно было играть все время одной какой-то краской. Нужно было понять, что все сцены разные, а т.к. они идут подряд их нужно было как-то разделить. Мне нужно было попытаться, чтобы они были по возможности разные по качеству. Т.е. я все понимаю, что мне нужно играть – смерть сына, а вот качество должно было быть разное. И вот мы с Сережей все четко обговаривали, и я просто пыталась четко выполнять его задачу.
К.ЛАРИНА: А долго снимали эту сцену?
Л.НИФОНТОВА: Долго, потому что там были краны. Плюс он все время кричал: «Посыпайте ее снегом!». Настоящим. И было очень холодно. Дублей 7-8 мы, наверное, сделали. И он же не будет особо спрашивать, в каком ты сейчас состоянии: делай быстро. Он вообще не любит на меня тратить время.
С.УРСУЛЯК: Для того чтобы позволить себе делать все, нужно брать актеров, в которых ты уверен. Когда Сережа Маковецкий читает письмо, и он знает, что это крупный-крупный…
К.ЛАРИНА: Я хотела про это спросить. Я понимаю, как это в театре, когда человек читает вслух письмо и плачет над словами, которые он произносит. Но здесь-то: это 2 разных временных пространства, как это совместить?
С.УРСУЛЯК: Очень просто. Есть выдающийся артист, который садится в кадр, который знает, что нужно, мы проговариваем с ним подробно процесс.
К.ЛАРИНА: Он же молчит. Это он сейчас разговаривает, когда мы кино смотрим, а так во время съемок, он же молчит.
С.УРСУЛЯК: Совершенно верно, и мы говорим: «Тишина. Мотор. Начали». И Сережа начинает читать это письмо про себя. Он наполняет это своими смыслами, своими воспоминаниями, ощущениями, и я сижу у монитора и плачу. Он плачет там, я плачу здесь.
Л.НИФОНТОВА: Скажу, в чем еще эксклюзивность Сережиной работы. Когда мы играем сцену, мы сначала играем полностью всю сцену, как в театре. Т.к. он всегда берет театральных актеров, у которых всегда есть опыт игры с партнерами. Потом уже на укрупнение, ты знаешь, что тебе нужно играть, потому что ты уже сыграл эту сцену по-настоящему, поэтому не было такого, что этот кусочек сыграй, это кусочек. Плюс он создает потрясающую атмосферу: все работают на одно дело. Это тишина гробовая, если тяжелая сцена, нет этого базара, который, к сожалению, есть в кино. Все работают в одном ключе.
К.ЛАРИНА: Про актеров, конечно, тоже хочется поговорить подробнее. Потому что там есть с одной стороны грандиозные актерские работы, которые останутся, безусловно, в истории отечественного кинематографа. Я имею в виду то, что делает Маковецкий, Балуев. Настолько все уже привыкли, что в шинели и в кепке какой-нибудь. Но когда человек входит в кадр, ты понимаешь, что это какой-то отдельный мир, и он с собой его вносит. Это невероятной тяжести, мощи, биографии конкретного человека, откуда он все это берет?
С.УРСУЛЯК: Потому что Сашка выдающийся артист, потому что Сережа выдающийся артист, потому что Женя Дятлов замечательный и не раскрытый артист. Потому что Аня Михалкова, потому что огромное количество персонажей 2 плана, люди, появляющиеся на реплику, на эпизод.
К.ЛАРИНА: Где брали людей, которых никто не знает и от которых глаз оторвать невозможно?
С.УРСУЛЯК: Кастинг-директор объездила почти всю центральную Россию. Я думаю, что она сейчас крупнейший специалист по российским театрам центральным.
К.ЛАРИНА: Но также сейчас не работают, Сереж…
С.УРСУЛЯК: Я еще раз хочу сказать спасибо каналу, продюсерам, они относились ко мне с доверием, с пониманием. Везде она побывала, она снимала на видео, привозила фотографии, и мы запрашивали этих артистов. С каждым артистом я провел минимум полчаса времени. Даже если он появляется сказать «здравие желаю». Одна комната была обклеена актерскими лицами, другая фотографиями Сталинградских боев. Это было большая работа, я очень рад, что мне ждали ее сделать так, как я это могу сделать. Поэтому если что-то не получилось, я могу винить только себя, мне никто не мешал.
К.ЛАРИНА: Что касается, что получилось, что не получилось. Для тех зрителей, кто это кино смотрел, не получилось Гроссмана. Наверняка ты эти претензии знаешь ,ты их читал, как ты на них отвечаешь?
С.УРСУЛЯК: Разными способами. Грубо, когда я не в эфире, а когда в эфире, говорю мягко. Вы знаете, друзья мои, это не Гроссман. Когда любой режиссер берется за экранизацию, вы должны понимать, что это не Чехов, не Достоевский. Это автор в преломлении режиссера при помощи сценариста и т.д. Можно предъявлять нам претензии? Конечно, можно, у каждого свой Гроссман, свой Чехов. Здесь то, что важно мне. И я считаю, что о главных вещах нам поговорить удалось. Мы очень часто ругаем ТВ. Мне было важно, чтобы зрители сказали внятно. Вы хотите, чтобы это было на ТВ? Тогда скажите, дайте импульс ТВ, дайте им понять, что они на правильном пути, просто скажите: спасибо.
К.ЛАРИНА: Это проверяли до тебя 1000 раз, ничего это не изменило в ТВ. И твой фильм, как бы он не был прекрасен, ничего не изменит.
С.УРСУЛЯК: Я понимаю, что у нас что-то измени только указ президента.
К.ЛАРИНА: Даже указ президента…
С.УРСУЛЯК: Но даже просто поблагодарить людей за намерение. Бог целует намерение. Потом уже нести по кочкам…
К.ЛАРИНА: Претензии людей, которые любят Гроссмана, и у меня нет причин сомневаться в их искренней любви, которые цитируют его практически наизусть. Они говорят, что Сергей убрал оттуда главный, ключевой эпизод, главный смысл, за что роман был уничтожен, сто сталинский режим равноценен нацистскому режиму. Я читала в твоем интервью, что ты сам с этим не согласен.
С.УРСУЛЯК: Это вторая линия. Но убрал я это не потому, что согласен или не согласен, а ушла эта линия. Она ушла не потому, что мы с Володарским боялись, что нас закроют и посадят, а потому, что не лезло все. Как объяснить людям, что 11 страниц текста замечательного письма матери, они не лезут в телевиор, не влезут и в кино в кинотеатре. Потому что это отдельный фильм.
К.ЛАРИНА: Собственно там и немецкого лагеря нет. Нет нековких персонажей, которые являлись главными.
С.УРСУЛЯК: Нет, а эти тоже были главными, мы не могли вместить все. Отчего-то пришлось отказаться. То, что я согласен или не согласен, это вторая песня.
К.ЛАРИНА: Для тебя роман антисталинский, антисоветский?
С.УРСУЛЯК: Он антисоветский и советский. Гроссман был советским писателем. Он был не согласен с чем-то, но он был советским писателем, и основа его советская. Меня меньше всего интересовала фигура Гитлера, фигура Сталина. Если вы хотите увидеть сходства, вы их увидите. Меня интересовали люди, которых я люблю, из которых я вышел, которые мучаются, совершают хорошие поступки. Сталин, не Сталин, мы с собой должны разобраться, откуда мы произошли. Мы произошли не от Сталина, мы произошли от Березкина, от Штрума, Крымова.
К.ЛАРИНА: Кстати, еще одного актера не назвали. Березкина! Для меня открытие, кто это?
С.УРСУЛЯК: Антон Кузнецов. Замечательный артист работает в театре «Сатирикон», Щукинский выпускник. Это мне важно было, потому что сегодня мы решаем похожие проблемы, с собой, с нашей совестью, с согласием-несогласием. И в этом наша родовая травма.
К.ЛАРИНА: Задам вопрос Лике как человеку, который отвечает за поступки своей героини, и Сереже как автору фильма. Почему Штрум, решившись на такой героический поступок, отказавшись выполнять все, что ему приказывали, в эту секунду подписал. Почему?
С.УРСУЛЯК: Потому что он человек, потому что мы люди. Потому что очень легко сказать «я не подпишу», когда тебе никто не предлагает подписывать. Очень легко сказать «я не пойду», когда тебя никто не зовет. И ведь это еще дикая борьба, она измождает и когда ты вдруг любовь и ласку большого и страшного монстра, который называется государством, ты хочешь в этом жить. Это искушение, которому мы на маленьком уровне, большом уровне, подвергаемся каждый день.
Л.НИФОНТОВА: Гениальность этого произведения, что там нет хороших, нет плохих, а есть просто люди со своими слабостями, грехами. Но самое главное, что он мучается потом. То, что он совершает – да, но что с ним происходит потом, это ценно.
К.ЛАРИНА: Кстати, Гроссман, насколько я помню, не дает ему выхода, он его не судит, но он его оставляет с этим грузом: живи с ним сам.
Л.НИФОНТОВА: Это самое страшное.
С.УРСУЛЯК: И слова животворны, которые говорит Марья Ивановна, что и праведники совершают… Вот ведь в чем вопрос самый главный: в наличии и отсутствии совести. Поверьте, нам для нашей жизни надо с собой разбираться, с своим внутренним миром, с ощущением своим от себя, с подташниваем от собственных слов, поступков. А мы все время пытаемся вывести на какой-то космический уровень, на котором наши прегрешения перестают быть главными, а это главное.
К.ЛАРИНА: Так это и есть космический уровень. Антисталинский и антисоветский это не космический уровень, а то, о чем ты говоришь, как раз космический. И то, что Штруму приходит это решение в туалете под звуки капающей воды, это так все важно. Чем больше мы про фильм говорим, тем больше я понимаю, что это гениальное кино.
С.УРСУЛЯК: Спасибо, спасибо тебе большое, дай тебе Бог счастья и хороших слушателей.
К.ЛАРИНА: Сейчас посмотрю, что там слушатели, нет времени выбирать. «Хочется отметить хорошую работу Никиты Тезина и Полины Пушкарук, замечательный дуэт, чудесные лица.
С.УРСУЛЯК: Полина Пушкарук сыграла Катю Венгрову, замечательная, молодая, еще студентка, будущая актриса. Я хочу сказать о дочке Штрума и Людмилы о Вере Панфиловой, которая ее сокурсница и тоже замечательная молодая актриса, чудные девочки, чудные мальчики. И чудные артисты у нас есть, разные, им нужен материал, им важно не размениваться на черт знает что.
К.ЛАРИНА: Много вопросов про натуру, про разные города, спрашивают, где вы снимали Москву 43 года ее же нет?
С.УРСУЛЯК: Нам дали возможность снять вокзал Казанский, который мы весь зашили, закрыли мешками с песком, это кровавая история. Это были первые съемочные дни, когда еще ничего не было ясно, художники постарались, администрация постаралась. Мы нашли какие-то кусочки Москвы, которые мы могли как-то обезобразить. Москва снималась в Москве. На проспекте Мира мы нашли дом и двор и квартиру. Это все настоящее. А мост мы строили.
К.ЛАРИНА: Панорам же не снимешь, это понятно.
С.УРСУЛЯК: Мы максимально раздвигали пространство и как-то пытались раскрыться, чтобы это не были говорящие головы. У нас много чего есть.
К.ЛАРИНА: А мост где?
С.УРСУЛЯК: Сами строили мост для минутной сцены ,это такие затраты были. И мы на это пошли после долгих мучений, потому что деньги кошмарные.
К.ЛАРИНА: Вопрос, который я задавала тебе до программы, он есть тоже и от наших слушателей, кстати, отдельное спасибо говорят Сергею за закадровый текст.
С.УРСУЛЯК: Спасибо, так приятно, что узнают мой голос.
К.ЛАРИНА: Что касается последней сцены: «Чей текст вы читаете на финальных кадрах?».
С.УРСУЛЯК: Это текст Эдуарда Яковлевича Володарского. «Все понять и все простить». И мой, если хотите, потому что я его укладывал, что-то менял, но концептуально это моя позиция, и позиция Эдуарда Яковлевича по отношению ко времени, к людям и т.д. Мы должны понять, простить, посмотреть друг на друга другими глазами, перестать требовать покаяния в том, что многие не совершали, понять, что мы жертвы, мы герои, мы такие разные, и мы живем здесь и сейчас, и мы должны как-то держаться друг друга.
К.ЛАРИНА: Вот на этом мы должны закончить, спасибо, Сережа…
С.УРСУЛЯК: Спасибо вам, мне было приятно обсуждение сегодня, я очень его ждал с содроганием внутренним, потому что от вас всего можно было ожидать, спасибо, что вы мня поняли, это самое важное.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 54
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
Жду продолжения! 
Исчерпывающе изложены все достоинства фильма.
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума