Отправлено: 07.02.11 17:03. Заголовок: "Жизнь и судьба" по роману Василия Гроссмана 12-серийный телевизионный фильм

В Москве начались съемки фильма по роману Василия Гроссмана

07.01.2011



В Москве при участии телеканала "Россия" начались съемки многосерийного телевизионного фильма "Жизнь и судьба". В основе ленты - знаменитый роман Василия Гроссмана о самых страшных и драматичных событиях Великой Отечественной войны. Снимает картину признанный мастер, создатель культовых лент "Ликвидация" и "Исаев" – режиссер Сергей Урсуляк. И в главных ролях – большая история и большие актеры.

Здание Казанского вокзала в центре Москвы преображено до неузнаваемости. В одной из главных ролей Сергей Маковецкий – он же физик Штрум. "Когда фильм делается по-настоящему, а вы же видите, какая декорация – я когда сюда приехал на съемки, я ахнул, как задекорировали Казанский вокзал – абсолютное ощущение военного времени", - говорит он.

В этом двенадцатисерийном кино не для всех на зрителя решено обрушить до сих пор нигде не обнародованные исторические факты Великой Отечественной – это фильм-гимн малоизвестным людям, спасавшим свою родину без оружия, силой духа. "Я бы очень хотел, чтобы это было интересно, но насколько это будет интересно? Ждать от этого экшна, конечно, нелепо – я хочу, чтобы мы сделали вещь, максимально приближенную к роману, максимально приближенную к миру Гроссмана", - отметил режиссер Сергей Урсуляк.

В этой экранизации будет все: и Холокост с газовыми камерами, и советский антисемитизм с лагерями. Запылившаяся видеокассета будет включена для тех, кому интересно узнать, какой ценой мы побеждали.

"Я вам могу сказать, что стилистически эта картина – не звездная. Мы не хотим делать из этого такой бенефис и какие-то такие дивертисменты. Мы бы хотели, чтобы правдивость, так сказать, была главным критерием нашего рассказа, - говорит режиссер. – А для правдивости часто не очень нужны известные лица".

Каким окажется в результате это кино, сложно представить даже режиссеру – Сергей Урсуляк честно признает, что таких неоднозначных тем на современном российском телевидении ему делать еще не приходилось.

Вести.Ru



Евгений Дятлов в роли командира танкового корпуса, полковника Новикова.

 Отправлено: 20.10.12 09:52. Заголовок: Marina , всегда мало..

Marina , всегда мало и хочется больше! В книге тоже не очень много.

 Отправлено: 20.10.12 10:45. Заголовок: Сейчас по "Эху М..

Сейчас по "Эху Москвы" шел разговор про фильм "Жизнь и судьба". В целом оценки положительные, но общее мнение -- это не Гроссман.

 Отправлено: 20.10.12 11:16. Заголовок: ТелевЕдение Миссия ..

Нашла эту статью в свежем номере Литературной Газеты (№41).

ТелевЕдение

Миссия выполнима

А ВЫ СМОТРЕЛИ?
televed@mail.ru


Фильм Сергея Урсуляка по роману Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» ещё вызовет множество споров, которые выйдут далеко за границы текста и его телеинтерпретации. Однако хочется поделиться первым впечатлением от увиденного, в котором эмоции превалируют над анализом. Впервые за долгие годы на экране представлено подробное и несуетливое повествование, и как следствие – забытое зрительское ощущение. Нас так долго пичкали «динамичным действием», что мы уже забыли старую традицию отечественного телевизионного кино. Оказывается, можно говорить о судьбе страны и её граждан без лишних драматургических эффектов, проникая в суть явлений и характеров. Мы уже отучились воспринимать что-либо в ритме классических советских телефильмов, таких как «Открытая книга» или «На всю оставшуюся жизнь». Фильм Сергея Урсуляка возвращает эту эстетику и доказывает, что, возможно, только в её рамках по-настоящему раскрываются актёрские таланты и мастерство режиссуры. Канал «Россия» поступил смело. Его движение «против течения» вряд ли будет вознаграждено «сумасшедшим» рейтингом, но в данном случае важно другое – культурная миссия, кто-то ведь должен и этим заниматься.
Но вот что смущает: рекламные завывания об экранизации главного романа ХХ века. Человеку, мало-мальски знакомому с историей советской литературы, очевидно: «Жизнь и судьба» – не выдающееся произведение той, богатой на таланты, эпохи. Как бы заигрывание с придуманной гениальностью Гроссмана не обернулось для талантливого режиссёра Урсуляка творческим поражением.
Что ж, посмотрим...
Вадим ПОПОВ
Ссылка:
http://www.lgz.ru/article/20038/

 Отправлено: 20.10.12 11:39. Заголовок: Marina ..

Marina пишет:

цитата:

Жаль только, что его было не так уж много в фильме! Хотелось бы больше...

Marina! Мне показалось, что линия полковника Новикова в фильме как-то "усечена"?
Показан один эпизод свидания с Женечкой и, вдруг, сцена с попыткой самоубийства(?)
Чего-то не достаёт между этими эпизодами?

 Отправлено: 20.10.12 11:47. Заголовок: на мой взгляд, по те..

на мой взгляд, по телевидению показали не весь фильм. они очень любят порезать кинокартину, чтобы впендюрить рекламу.

 Отправлено: 20.10.12 12:05. Заголовок: Alarissa1942 , в ром..

Alarissa1942 , в романе линия Новикова идет тоже пунктиром. В фильме его немного, но режиссер тут не виноват. Просто не стал много додумывать за автора. Кстати, самоубийства в книге вообще нет.

 Отправлено: 20.10.12 13:48. Заголовок: Иринка ..

Иринка пишет:

цитата:

... на мой взгляд, по телевидению показали не весь фильм. они очень любят порезать кинокартину, чтобы впендюрить рекламу.

Иринка! Точно такое же ощущение! Кинули бы клич телезрителям откупиться
от рекламы, я бы внесла свою лепту.

Алина63a пишет:

цитата:

...режиссер тут не виноват. Просто не стал много додумывать за автора. Кстати, самоубийства в книге вообще нет.

Алина63a! В фильме только попытка. Значит всё же, хоть немного, но додумал(?)
Однако эта сцена вносит диссонанс в общее впечатление от фильма.

 Отправлено: 20.10.12 13:59. Заголовок: Ребята вы о чем? В к..

Ребята вы о чем? В книге есть сцена с обдумыванием самоубийства, просто она не так выстроена. И мне кстати она в книге не очень понравилась. Я понимаю, что Новиков человек от народа, но как то грубовато.

 Отправлено: 20.10.12 14:03. Заголовок: "Он громко, с н..

"Он громко, с ненавистью спросил:
- Так зачем же, зачем же?
Он вынул из заднего кармана револьвер, взвесил на ладони.
- И не потому застрелюсь, что жить не могу, а чтобы ты всю жизнь
мучилась, чтобы тебя, блядину, совесть заела.
Потом он спрятал револьвер.
- Забудет меня через неделю." - отрывок из Гроссмана

 Отправлено: 20.10.12 14:24. Заголовок: тан пишет: Я понима..

тан пишет:

цитата:

Я понимаю, что Новиков человек от народа, но как то грубовато.

Да, у меня другой образ Новикова сложился от просмотра фильма.
Честно признаюсь, что книгу я не читала.

Вообще больше всего мне понравились первые серии, где защитники дома №6 сражались в Сталинграде! Там были цельные характеры и сюжет развивался естественно!
Мирная жизнь же показана была как-то пунктирно, кусками, а что касается Новикова, то я не увидела того, как он командует танками и сражается, что для меня было очень важно!
К сожалению конец получился каким-то скомканным, осталось ощущение чего-то недосказанного...

 Отправлено: 20.10.12 14:46. Заголовок: Девять граммов свобо..

Девять граммов свободы

«Жизнь и судьба» — фильм-испытание. Для зрителя
19.10.2012

Фильм по мотивам одного из важнейших романов о нашей истории стал самой обсуждаемой темой телесезона. Полярными мнениями клубятся газеты и соцсети. Люди спорят. Значит, задело.

Обращаясь к полифоническому бескомпромиссному произведению Василия Гроссмана, Сергей Урсуляк заведомо рисковал быть обвиненным в «ангажированности» (государственный канал крамолы не допустит), в перекраивании смысла (главная претензия к любой экранизации), в недостоверности (и герои слишком упитанны, и танки перекроены, и сталинградской батальности недостает). Часть упреков можно принять.

Экранная «Жизнь и судьба» в сравнении с источником грешит упрощением, усеканием сюжетных линий, связанных и с философскими размышлениями о стране, и с бесстрашными прозрениями автора романа. К тому же навязчивый «аккомпанемент» (замученные масс-медиа прелюдии Баха и «Адажио» Вивальди) порой глушит диалоги: выжимая слезу, мешает восприятию.

Смазана и самая тревожная мысль: о тождестве сталинизма и фашизма. С этой мыcлью Гроссмана режиссер Сергей Урсуляк не согласен принципиально.

Он убежден, что при общих родовых чертах между тоталитарными государствами нельзя ставить знак равенства. Но ведь и штурмбанфюрер Лисс в книге говорит русскому коммунисту не столько о равенстве, сколько о внутренней схожести, называет русских коммунистов «учителями», доказывая, что пропасти между ними нет. Еще большее отторжение ряд тем романа вызывал у автора сценария Эдуарда Володарского (он назвал роман гнилым и признавался, что с легкостью «выбрасывал» из него «неудобные» линии).

Вместе с тем профессия и мастерство режиссера Сергея Урсуляка (пожалуй, в современном российском телевизионном кино только он и Николай Досталь продолжают держать марку не сериала, но серьезного художественного многосерийного фильма) позволяют сотворить на экране самостоятельное и интонационно близкое Гроссману произведение.

Нет в фильме гетто, концлагерей, крематориев, инженерных разработок, в соответствии с которыми механизм уничтожения людей должен работать в тысячах (!) лагерей исправно, как часы. От поразительного письма матери Штруму осталась лишь оболочка. Последних минут ее жизни и смерти чужого ребенка, в этот миг ставшего своим, зрители не увидят… Но в воздухе научного института, в котором работает экранный ученый Штрум Сергея Маковецкого, разлит вирус бытового и государственного антисемитизма. Эта «мера человеческой бездарности» воспринимается сослуживцами Штрума как норма.

Кажется: Сергея Урсуляка и привлекали не столько идеи романа, сколько истории жизней и судеб людей, сплетения этих историй друг с другом, с судьбой страны. «Как странно идти по прямому, стрелой выстроенному коридору», — говорит комиссар Крымов. «Жизнь» по Гроссману есть мучительно трудное равенство «свободе».

«Судьба» — не только прессинг государства, но несвобода и неизбежность последствий собственных действий.

Гениальные умозаключения Гроссмана о судьбе человека в тоталитарном государстве не имеют срока давности. Он доказывает, что «изменение самой природы человека сулит всемирное и вечное торжество диктатуры государства».

Есть в фильме важный мотив книги — тема силы духа. Свободы, просыпающейся в каземате системы. Капитан Греков и его товарищи готовы платить жизнью не только за свободу страны, но и за чувство собственного достоинства. Греков невероятно достоверно сыгран Сергеем Пускепалисом. В его неуправляемом характере — редкая убедительная сила. Защитники дома номер 6/1 уже вкусили перемешанного с запахом гари и смерти воздуха свободы. Они готовы погибать в руинах — зато подальше от протухшего начальства. На-ка вот выкуси — не дотянешься.

Только этим состоянием внутренней свободы можно объяснить, как горстка людей смогла расщепить мощь гитлеровской армии. Из мучительно обретаемой свободы выпросталась и ясная идея открытия физика Штрума.

Фильм, который упрекают в безнадежности, описывает и саму прелесть жизни: чуть ли не все главные герои влюблены. Радость жизни — это и пирожок с повидлом в полуголодной Москве, и первый поцелуй, и тюремная передача, лук-чеснок, знак возвращения любимой женщины. С этой вопиющей витальностью не справятся никакие темные силы.

По Гроссману судьба каждого героя — взмах крыльев мотылька, определяющий судьбу потока мировой энергии. Вершащие ежедневный выбор — творят свою судьбу. Штрум не обладает храбростью Капицы, который написал письмо Берии, потому что усвоил завет академика Павлова: «Россия — такая страна, где хотя бы один человек должен говорить правду. Хоть один такой должен быть». Но Штрум Маковецкого свой талант концентрирует на усилии быть честным. Его бесит двуличие, бесит лишение права на совесть.

Мне кажется, история Штрума (наиболее тщательно выписанная в фильме) сегодня смотрится чрезвычайно актуально.

Он сдался после того, как на него посыпались блага. Подобно невидимой кислоте они растворили его способность к своеволию.

Сегодня в положении Штрума — многие наши сограждане, обладающие невиданными доселе в России правами и возможностями. Кроме одного — свободного волеизъявления.

Не вполне удалась излишне драматическая сцена снайперских рассказов про подстреленных ими фашистов. У Гроссмана это «производственное совещание», и в подчеркнутой будничности происходящего — весь ужас творящегося вокруг «привычного убийства». Зато ряд эпизодов решен без слов, кинематографическими средствами. Вот девочка-радистка передает добытые разведчиками дома № 6/1 данные, на выстроившихся на плацу немцев падают снаряды — и уже не надо объяснять значение «военной работы» защитников опального дома: своего среди чужих, чужого среди своих. Вот две семьи — Штрумы и Соколовы — в поезде едят воблу с чаем. Сначала опасливо переворачивают газетку с портретом Сталина — как бы не испачкать, потом и вовсе их разговоры микшируются, остаются лишь глаза людей. А за окном мчится в неизвестность их родина.

Одним из лейтмотивов киноромана становится энергия Страха. Страх превращает человека в пыль, в ничтожество. Ужас перед истребительской машиной государственного гнева порождает подличанье и угодничество комиссаров и партчиновников всех мастей, жирно выписанных и в романе, и в телеверсии.

Страх сковывает по рукам и ногам вчера еще уверенного в себе ученого Штрума, сегодня потерявшего внутреннюю опору. Страх вынуждает сильных подозревать в доносительстве своих близких. Смутной и явной тоске по свободе противостоит страх не только плебейский, но и «барский». Тот самый, что после звонка Сталина в Штруме переплавился в покорность.

Сохранить себя в запроволочной жизни, не дать разрастись внутреннему рабству пытаются Штрум, Новиков, Крымов. Но упорствующих в правде системная машина намерена приручить и раздавить. Насилие — в самой природе тоталитаризма.

К сожалению, сам Сталинград не стал подлинным героем фильма. В романе город-символ глядит страшно в морозное небо черными трубами и остовами зданий с полуживыми людьми в подвалах. Даже приличного, но «телевизионного» бюджета на подобный замах не хватает. У Гроссмана воюющий Сталинград — Мировой город с душой, столица войны и будущего мира. Но после победы — город, как и его выжившие защитники, теряет былую силу.

Гнездо неукротимого духа и свободомыслия превращается в областной город, в котором всего лишь через десять лет стада зэков выстроят величайшую в мире ГЭС.

Точно так же вчерашние храбрецы, шедшие под пули, почувствуют не только собственную ненужность, но и душную тоску, превращающую отдельных людей в безропотные массы.

Главный эмоциональный и смысловой заряд фильма — в его героях. Их зримом, выпуклом, честном существовании. Урсуляку не слишком интересны батальные сцены. В них действуют «совокупности» людей, ведомые волей «командиров». В этой «отдельности» и есть противостояние героев системе. Столь же ярко Урсуляк показывает представителей «совокупностей». Такие особи, как комиссар Гетманов, который по-брутовски обнимет, облобызает (как же партдеятели любят целоваться!) самостоятельно мыслящего комдива Новикова, да тут же напишет на него донос. Гетманов из тех овец, что «натягивают шкуру революции», но, используя ее риторику, имеют другую начинку.

Помимо отличной операторской работы (Михаил Суслов) фильм запомнится редкими сегодня актерскими работами. Маковецкий, с его сложносочиненным героем (отталкивающим и прекрасным, смельчаком-трусом, умницей-глупцом, верным мужем — стареющим Ромео, порядочным человеком, совершающим подлость), — стал главным открытием фильма. Его лучшие сцены — внутренние монологи, когда, лишенный слов и интеллигентского «что», актер «доигрывает» «недописанное» в сценарии неожиданной мимикой, глазами. Как в эпизоде, где он читает письмо матери. Он смотрит и не видит, моргает, сдерживая слезы, по-детски кривится, осознавая масштаб разверзающейся трагедии.

Есть в фильме несколько блестящих, кинематографическими средствами решенных сцен. Вот мать не оплакивает, а ласково разговаривает с убитым сыном на его могиле, укрывает мерзлую могилу теплым платком, нежно стряхивает с таблички упавший снег. Так бы она отряхнула снег с его шинели. И когда камера взымает вверх, рядом с распростертой на могильном холме скульптурной фигурой, засыпанной снегом, мы видим до горизонта тысячи таких же замерзших холмиков. У зрителя невольно возникает не только чувство сострадания, но и вины. В полном соответствии с духом романа: «Все люди виноваты перед матерью, потерявшей на войне сына».

Есть и в романе, и в фильме ощущение того, как растет чувство судьбы в отдельном человеке. Когда Женя принимает решение оставить любимого ею комдива Новикова и вернуться к арестованному бывшему мужу Крымову — это и есть главный в жизни выбор. Ее неспособность на предательство — личный момент истины: кто же ты на самом деле. Без социальных и вещественных подпорок. Сам-то ты кто?

Роман «Жизнь и судьба», выросший из первой части дилогии, советского творения «За правое дело», оставляет каждого из героев в момент сложного экзистенциального выбора. Фильм несколько сглаживает финал. Дает надежду на моральную реабилитацию Штруму, в арестантском, но вполне комфортном вагоне отправляет на «поселение» Крымова, дарит Жене возможность встречи с мужем.

Эпопея-колосс «Жизнь и судьба» написана монтажно, дискретное пространство романа сплавлено из отдельных маленьких главок. То есть кинематографичность вроде бы заложена в самой «выкройке» произведения. При этом есть ощущение, что мега-текст сопротивляется экранизации. Но фильм, снятый «по мотивам» романа, и не собирался стать его слепком.

Урсуляк монтажно сшивает, стягивает экранное пространство в единый поток многофигурного действия. Вписывает хронику в игровые эпизоды. И в амальгаме воссозданной на экране саги большой разорванной семьи видим правду страны. Не только вчерашней. Но нынешней. С шизофренической настойчивостью слепо бредущей в прошлое. Намагниченной потоком лжи и двуличия. Позабывшей о невозможности сосуществования человека и тоталитаризма. Воспевающей гений лучшего из «менеджеров».

Вот отчего фильм Сергея Урсуляка — не просто телевизионное событие. Не просто хорошее кино с отличными актерскими работами. Это кино — во многом испытательное, дает возможность примериться к себе, помогает нам выпрастываться из навязчивой мглы мифа.

http://www.novayagazeta.ru/arts/55029.html

 Отправлено: 20.10.12 14:54. Заголовок: тан! Спасибо Вам за ..

тан! Спасибо Вам за напоминание!

Marina! И мне больше всего понравились первые серии, особенно
второго дня показа (пост от 16.10.12 г.):

цитата:

...впечатляют замечательный диалог Крымова и Грекова, лица и глаза бойцов, чтение писем от родных и родным голосом за кадром... И финальная сцена, в которой капитану Грекову представляются лица своих бойцов -- бойцы ещё живы, приближаются к нему чумазые, уставшие, но улыбающиеся... Взрыв... И... тишина.

 Отправлено: 20.10.12 14:55. Заголовок: тан , но это же совс..

тан , но это же совсем другое! В книге обдумывание самоубийства, а в фильме попытка, чудом не удавшаяся. И в книге Новиков не такой интеллигентный, как в фильме. Новиков Дятлова не мог бы произнести таких слов, как Вы привели. Конец с многоточием не только в Фильме, но и в книге. Время такое было, ничего не кончалось, ничего нельзя было предсказать даже на час вперед.

 Отправлено: 20.10.12 17:12. Заголовок: Ну я не знаю интелли..

Ну я не знаю интеллигентный ли Новиков в фильме... и какие бы он мог произнести слова - ему не так много чего дали сказать. Да и в книге Новиков за исключением сцены с письмом нигде себя грубо не проявляет. Е. Дятлов его правильно характеризует, как воина-профессионала, но при этом достаточно чувствительного человека.
Что касается незавершенности, то мне всегда казалось, что Гроссман планировал писать трилогию.

 Отправлено: 20.10.12 18:35. Заголовок: тан , про трилогию -..

тан , про трилогию -- может быть! Если бы напечатали эту книгу, он бы написал дальше, вполне возможно. Там ведь ни одна линия не окончена. Мне показалось, что в романе Новиков немножко солдафон, а в фильме нет. Но может, я ошибаюсь, я еще весь фильм не видела.

 Отправлено: 20.10.12 18:52. Заголовок: Ой нет, только не со..

Ой нет, только не солдафон!

 Отправлено: 20.10.12 19:02. Заголовок: тан , в картине он в..

тан , в картине он все же обаятельнее, да?

 Отправлено: 20.10.12 19:47. Заголовок: тан ..

тан пишет:

цитата:

... интеллигентный ли Новиков в фильме... и какие бы он мог произнести слова - ему не так много чего дали сказать. ... Е.Дятлов правильно его характеризует как воина-профессионала, но при этом достаточно чувствительного человека...

тан! Согласна с Вами!

 Отправлено: 20.10.12 21:29. Заголовок: тан пишет: Ну я не ..

тан пишет:

цитата:

Ну я не знаю интеллигентный ли Новиков в фильме... и какие бы он мог произнести слова - ему не так много чего дали сказать.

В спектакле Льва Додина в Малом Драматическом Театре Новиков в исполнении Данилы Козловского тоже никак не солдафон! Нежный и трепетный любящий мужчина, при этом он мужественный воин, который берет на себя ответственность за жизни солдат, даже рискуя своей! При том, что спектакль идет еще меньше, чем сериал, характер Новикова там получился вполне завершенный!

У Урсуляка слишком много экранного времени отдано двуличному комиссару Новикова, а вот на самого Новикова времени не хватило!

 Отправлено: 20.10.12 22:14. Заголовок: В том то и дело, что..

В том то и дело, что в книге очень много мыслей Новикова, не действий даже, хотя их тоже больше, а мыслей и соответственно чувств.

 Отправлено: 22.10.12 18:44. Заголовок: http://kommersant.ru..

 Отправлено: 22.10.12 19:40. Заголовок: Сегодня в "Новой..

Сегодня в "Новой газете" была очень хвалебная статья про фильм. Просто восторженная. Приятно.

 Отправлено: 22.10.12 19:43. Заголовок: Когда читаю или слуш..

Когда читаю или слушаю подобные умные комментарии, сразу вспоминаю муху, которая села на картину Леонардо сделала свое дело, и тоже приобщилась к великому искусству!

 Отправлено: 22.10.12 22:03. Заголовок: тан пишет: Когда чи..

тан пишет:

цитата:

Когда читаю или слушаю подобные умные комментарии...

тан , это вы о чем?

Алина63a пишет:

цитата:

Сегодня в "Новой газете" была очень хвалебная статья про фильм. Просто восторженная.

Алина63a , вот эта?

Культура / Выпуск № 120 от 22 октября 2012

Девять граммов свободы

«Жизнь и судьба» — фильм-испытание. Для зрителя
19.10.2012


Фильм по мотивам одного из важнейших романов о нашей истории стал самой обсуждаемой темой телесезона. Полярными мнениями клубятся газеты и соцсети. Люди спорят. Значит, задело.

Обращаясь к полифоническому бескомпромиссному произведению Василия Гроссмана Сергей Урсуляк заведомо рисковал быть обвиненном в «ангажированности» (государственный канал крамолы не допустит), в перекраивании смысла (главная претензия к любой экранизации), в недостоверности (и герои слишком упитаны, и танки перекроены, и сталинградской батальности не достает). Часть упреков можно принять.

Экранная «Жизнь и судьба» в сравнении с источником грешит упрощением, усеканием сюжетных линий, связанных и с философскими размышлениями о стране, с бесстрашными прозрениями автора романа. К тому же навязчивый «аккомпанемент» (замученные мас-медиа прелюдии Баха и «Адажио» Вивальди) порой глушит диалоги: выжимая слезу, мешает восприятию.

Смазана и самая тревожная мысль: о тождестве сталинизма и фашизма. С этой мыcлью Гроссмана режиссер Сергей Урсуляк не согласен принципиально. Он убежден, что при общих родовых чертах между тоталитарными государствами нельзя ставить знак равенства.

Но ведь и штурмбанфюрер Лисс в книге говорит русскому коммунисту не столько о равенстве, сколько о внутренней схожести, называет русских коммунистов «учителями», доказывая, что пропасти между ними нет.

Еще большее отторжение ряд тем романа вызывал у автора сценария Эдуарда Володарского (он назвал роман гнилым, и признавался, что с легкостью «выбрасывал» из него «неудобные» линии).

Вместе с тем, профессия и мастерство режиссера Сергея Урсуляка (пожалуй, в современном российском телевизионном кино только он и Николай Досталь продолжают держать марку не сериала, но серьезного художественного многосерийного фильма) позволяют сотворить на экране самостоятельное и интонационно близкое Гроссману произведение.

Нет в фильме гетто, концлагерей, крематориев, инженерных разработок, в соответствии с которыми механизм уничтожения людей должен работать в тысячах (!) лагерей исправно, как часы. От поразительного письма матери Штруму осталась лишь оболочка. Последних минут ее жизни и смерти чужого ребенка, в этот миг ставшего своим, зрители не увидят… Но в воздухе научного института в котором работает экранный ученый Штрум Сергея Маковецкого, разлит вирус бытового и государственного антисемитизма. Эта «мера человеческой бездарности» воспринимается сослуживцами Штрума как норма.

Критики формулируют общую идею романа одной фразой, сравнивая ее с идеей фильма. Ну да, если считать, что это роман о тождестве фашизма и сталинизма, то фильм не получился. О феномене войны и противопоставлении этому феномену личности? Тоже слишком конкретно. И кажется в дискуссию антагонистов вступает сам Гроссман. Цитируя Матисса он говорит в романе о видимой сложности и простоте цвета, синего или зеленого. И для его любимого героя Штрума вместо цветов и красок существуют атомы и пространства между ними. Кажется, Сергея Урсуляка и привлекали не столько определённые «цвета» романа, его отдельные идеи, сколько эти «атомы и пространства». Истории жизней и судеб уникальных неповторимых людей из плоти и крови, ненависти, боли и радости, жизни и смерти, сплетения этих историй друг с другом с судьбой страны. «Как странно идти по прямому, стрелой выстроенному коридору», говорит комиссар Крымов. «Жизнь» по Гроссману мучительно трудное равенство «свободе».

«Судьба» — не только прессинг государства, но несвобода и неизбежность последствий собственных действий. Гениальные умозаключения Гроссмана о судьбе человека в тоталитарном государстве не имеют срока давности. Он доказывает, что «изменение самой природы человека сулит всемирное и вечное торжество диктатуре государства»

Есть в фильме важный мотив книги – тема непостижимой силы духа свободы, просыпающейся в каземате системы. Капитан Греков и его товарищи готовы платить жизнью не только за свободу своей страны, но – за чувство собственного достоинства. Управдом Греков достоверно, скромными средствами сыгран Сергеем Пускепалисом. В его неуправляемом характере редкая убедительная сила. Защитники дома номер 6/1 уже вкусили перемешанного с запахом гари и смерти воздухом свободы. После этой прекрасной «отравы» они готовы питаться мерзлой картошкой, пить протухшую воду, погибать – зато подальше от протухшего начальства. На-ка вот выкуси - не дотянешься.

Только этим состоянием внутренней свободы можно объяснить почему горстка людей смогла расщепить мощь гитлеровской армии. Из хаоса свобода, неподотчетных мыслей, разговоров на запретные темы в Казани, ненависти к рабству и любви тыквенным семечкам выпросталась ясная идея открытия физика Штрума.

Фильм, который упрекают в излишней мрачности, безнадежности, описывает и саму прелесть жизни – чуть ли все главные герои романа влюблены. Радость жизни – это и пирожок с повидлом в полуголодной Москве, и первый поцелуй, и тюремная передача, лук-чеснок, знак возвращения любимой женщины. С этой вопиющей витальностью, инстинктом жизни не справятся никакие истребительские силы.

По Гроссману судьба каждого героя – взмах крыльев мотылька, определяющий судьбу целого потока мировой энергии. Вершащие ежедневный выбор – творят свою судьбы. Штрум не обладает храбростью Капицы, написавшего письмо Берии, потому что усвоил завет академика Павлова: «Россия — такая страна, где хотя бы один человек должен говорить правду. Хоть один такой должен быть». Но Штрум Маковецкого свой недюжинный талант концентрирует на усилии быть честным, справедливым. И пока на него давит система, отворачиваются вчерашние товарищи-сослуживцы – он справляется. Его бесит двуличие: «говорим не то, что думаем», бесит лишение права на совесть. Мне кажется, история Штрума, наиболее тщательно выписанная в фильме, сегодня смотрится чрезвычайно актуально. Он сдался после того, как на него посыпались блага. Подобно невидимой кислоте они растворили его способность к своеволию. Сегодня в положении Штрума - многие наши сограждане, обладающие невиданными доселе в России правами и возможностями. Кроме одного – свободного волеизъявления. И в этом режиссер сохраняет верность одной из мелодий романа, а именно чеховскому мотиву, к которому Гроссман все время возвращается к его идее «начать с человека».

Не вполне удалась излишне драматическая сцена снайперских рассказов про подстреленных ими фашистов. У Гроссмана это «производственное совещание», и в этом подчеркнутой будничности происходящего весь ужас творящегося вокруг «привычного убийства». Зато целый ряд эпизодов решен без слов – кинематографическими средствами. Вот девочка радистка передает добытые разведчиками дома №6/1 данные, и на выстроившиеся на плацу немецкие ряды падают снаряды – и уже не надо объяснять значения «военной работы» защитников опального дома: своего среди чужих, чужого среди своих. Вот две семьи Штрумы и Соколовы в поезде едят воблу с чаем. Сначала опасливо переворачивают газетку с портретом Сталина - как бы не испачкать, потом и вовсе их разговоры микшируются, остаются лишь глаза людей: любящих и страдающих, ревнующих, тоскующих по дому, надеющихся и… не смеющих надеяться. А за окном мчится в неизвестность их родина.

Одним из лейтмотивов киноромана становится энергия Страха. В тоталитарной империи обретающего шекспировские размеры Страх превращает человека в пыль, в ничтожество. Это не только ужас перед истребительской машиной государственного гнева, нависшей над каждым длани: прибьет как муху? погладит? Страх порождает подличанье и угодничество комиссаров и партчиновников всех мастей, жирно выписанных и в романе, и телеверсии.

Страх сковывает по рукам и ногам, морозит, делает неповоротливым язык вчера еще уверенного в себе ученого Штрума, сегодня потерявшего внутреннюю опору. Страх вынуждает сильных Новикова, Крымова, Женю подозревать в предательстве, доносительстве своих близких, любимых. Смутной и явной тоске по свободе противостоит страх, не только плебейский, но и «барский». Тот самый, что после звонка Сталина в Штруме переплавился в покорность.

Сохранить себя в запроволочной жизни, не дать разрастись внутреннему рабству пытаются Штрум, Новиков, Крымов. Но упорствующих в правде системная машина намерена приручить и раздавить, насилие в самой природе тоталитаризма.

К сожалению, сам Сталинград не стал героем фильма, каким восстает из пепла, руин в романе: глядит страшно в морозное небо черными трубами и остовами зданий с полуживыми людьми в подвалах. Даже приличного, но «телевизионного» бюджета на подобный замах не хватает. У Гроссмана воюющий Сталинград – Мировой город с душой, столица войны и будущего мира. Но после победы, город, как и его выжившие защитники теряет былую силу. Гнездо неукротимого духа и свободомыслия превращается в областной центр, в котором всего лишь через 10 лет «стада» зэков выстроят величайшую в мире ГЭС. Точно так же вчерашние храбрецы, шедшие под пули, почувствуют не только собственную ненужность, но и душную тоску, превращающую отдельных людей в безропотные массы.

Главный эмоциональный и смысловой заряд фильма в его героях. Их зримом, выпуклом, честном существовании. Урсуляку не слишком интересны батальные сцены. В них действуют «совокупности» людей, ведомые волей «командиров». В этой «отдельности» и есть противостояние героев системе. Столь же ярко Урсуляк показывает представителей «совокупностей». Такие особи как комиссар Гетманов, который по-брутовски обнимет, облобызает (как же партдеятели любят целоваться!) самостоятельно мыслящего комдива Новикова, да тут же напишет на него донос. Гетманов из тех овец, что «натягивают шкуру революции», но используя ее риторику имеют другую начинку.

Помимо отличной операторской работы (Михаил Суслов) фильм запомнится редкими сегодня актерскими работами. Маковецкий с его сложно-сочинённым героем: отталкивающим и прекрасным, смельчаком-трусом, умницей-глупцом, верным мужем – стареющим Ромео, порядочным человеком, совершающим подлость - стал главным открытием фильма. Его лучшие сцены - внутренние монологи, когда, лишенный слов и интеллигентского «что», актер «доигрывает» неожиданной мимикой, глазами «недописанное» в сценарии. Как в эпизоде, где он читает письмо матери. Он смотрит и не видит, моргает, сдерживая слезы, по-детски кривится, осознавая масштаб разверзающейся перед его глазами трагедии.

Есть в фильме несколько блестящих, кинематографическим средствами решенных сцен. Вот мать не оплакивает, а ласково разговаривает с убитым сыном на его могиле, укрывает мёрзлую могилу теплым платком, нежно стряхивает с таблички упавший снег. Так бы она отряхнула снег с его шинели. И когда камера взымает вверх, рядом с распростертой на могильном холме скульптурной фигурой, засыпанной снегом, видим до горизонта тысячи таких же замерзших холмиков. У зрителя невольно возникает не только чувство сострадания, но и вины. В полном соответствии с духом романа: «Все люди виноваты перед матерью, потерявшей на войне сына».

Есть и в романе, и в фильме ощущение того, как растет чувство судьбы в отдельном человеке. Когда Женя принимает решение оставить любимого ею комдива Новикова и вернуться к арестованному бывшему мужу Крымову – это и есть главный в жизни выбор. Ее неспособность на предательство - личный момент истины: кто же ты на самом деле. Без социальных и вещественных подпорок. Сам-то ты кто?

Роман «Жизнь и судьба», выросший из первой части дилогии, советского творения «За правое дело» оставляет каждого из героев в момент сложного экзистенциального выбора. Фильм несколько сглаживает финал. Дает надежду на моральную реабилитацию Штруму, в арестантском, но вполне комфортном вагоне отправляет на «поселение» Крымова, дарит Жене возможность встречи с мужем.

Эпопея-колосс «Жизнь и судьба» написана монтажно, дискретное пространство романа сплавлено из отдельных маленьких главок. То есть кинематографичность вроде бы заложена в самой «выкройке» произведения. При этом есть ощущение, что мега-текст сопротивляется экранизации. Но фильм, снятый «по мотивам» романа и не собирался стать его слепком.

Урсуляк монтажно сшивает, стягивает экранное пространство в единый поток многофигурного действия. Вписывает хронику в игровые эпизоды. И в амальгаме воссозданной на экране саги большой разорванной семьи - видим правду страны. Не только вчерашней. Но нынешней. С шизофренической настойчивостью слепо бредущей в прошлое. Намагниченной потоком лжи и двуличия. Позабывшей о невозможности сосуществования человека и тоталитаризма. Воспевающая гений лучшего из менеджеров. Вот отчего фильм Сергея Урсуляка – не просто телевизионное событие. Не просто хорошее кино с отличными актерским работами. Это кино – во многом испытательное, дает возможность примериться к себе, помогает нам выпрастываться из навязчивой мглы мифа.

 Отправлено: 22.10.12 22:34. Заголовок: Это я о коммерсанте...

Это я о коммерсанте.ру

 Отправлено: 22.10.12 22:44. Заголовок: «Жизнь и судьба» Дми..

«Жизнь и судьба» Дмитрий Быков о сериале Сергея Урсуляка

Сегодня на канале «Россия» заканчивается трансляция одной из главных телепремьер сезона — сериала Сергея Урсуляка «Жизнь и судьба», поставленного по одноименному роману Василия Гроссмана. По просьбе «Афиши» писатель Дмитрий Быков объясняет, чем Урсуляк отличается от Гроссмана, а Гроссман — от Толстого.

Текст: Дмитрий Быков

18 октября

Сразу хочу сказать, что фильм Сергея Урсуляка хорош вне зависимости от того, насколько точно он следует Гроссману (в деталях — удивительно точно, в целом — категорически нет, и это обычная история для советской и постсоветской кинематографии, которая отлично переводит на свой язык эффектные частности, но целостных концепций почти не генерирует: очень мало у нас режиссеров с мышлением Эйзенштейна или Довженко, даже и Тарковский не мыслитель ни разу). Добавлять яду к этому меду я не намерен: правда же местами очень хорошо. По нашему времени это значит — почти так же хорошо, как в лучших советских образцах.

Правда, Урсуляк идет дальше, пытаясь изобразить сами боевые действия, а не только разговоры в землянках или жизнь тыла; боев и в литературе-то почти никто не описал — что-то делается с сознанием в такие минуты, даже документальнейший, пристальнейший Некрасов в бою перестает понимать, что делает, и посреди «Окопов Сталинграда» зияет несколько таких лакун: бежал, стрелял, ничего не помню. Гроссман посвятил этой проблеме отдельное отступление — о течении времени в бою — и попытался даже изобразить ход мысли человека, отбивающего внезапную атаку, но рассуждениями такие вещи не передаются, а сделать это чисто литературными приемами: ритмом, синтаксисом — он, будучи традиционалистом, не смог или не захотел. Урсуляк с этим тоже не справляется, падая иногда в бездну дурного вкуса, когда у него под очень хорошую музыку бегут и стреляют в рапиде, — это как-то вовсе уж не передает боя. Собственно, единственная моя претензия к картине — это отсутствие у нее собственного киноязыка. В лучших эпизодах Урсуляк достигает все того же хорошего советского уровня. А Гроссман все-таки выше этого хорошего советского уровня.

И тогда зачем?

«Фашизм — ужасно, коммунизм — хорошо, вот и все, что люди себе позволяли сказать»

То есть в чем насущная необходимость переноса на экран именно этого романа, ценного именно тем, что автор его пытался найти собственную концепцию войны, а может, и русской истории в целом? Замах был толстовский, и у Гроссмана, в общем, та же проблема — что в лучших, высших своих достижениях это советский Толстой, а один Толстой уже есть. Но есть у Гроссмана и своя идея, и вот к этой идее Урсуляк вроде приближается — и все-таки никогда не подходит вплотную, ведь и хороший советский фильм про войну тоже почти всегда без концепции. Фашизм — ужасно, коммунизм — хорошо, вот и все, что люди себе позволяли сказать. А без концепции какой же киноязык, на чем его тогда выстраивать? Вот у Донского в «Радуге», у Германа в «Двадцати днях без войны» и «Проверке на дорогах» эта концепция была (она у него и осталась, его фильм про арканарскую резню тоже про Великую Отечественную войну, но об этом я тут распространяться не стану, подожду официальной премьеры). Была она, вероятно, и у Чухрая, хотя войну как таковую он не снимал — действие «Баллады» и «Трясины» разворачивается вокруг. Была она, пожалуй, у Леонида Лукова в «Двух бойцах». У Мотыля в «Жене, Женечке и «катюше», где царит сплошной абсурд с претензией на величие. А больше и не вспомню, потому что даже очень хорошие фильмы Бондарчука, Столпера или Озерова собственной концепции не имели, и язык их был языком хорошего соцреализма.

Но Гроссман не Бондарев, не Бакланов, не Виктор Некрасов, при всех их замечательных заслугах. Гроссман — как и Василь Быков и поздний Астафьев, а больше и назвать некого, — пытается говорить о войне с другой высоты, поднимает разговор на экзистенциальный уровень, выходит за рамки советской (и антисоветской) идейности. Я не думаю, что его роман ценен только догадкой (для меня весьма спорной) о близости коммунизма и нацизма. Это догадка, страшно сказать, поверхностна, основана на внешних и вторичных признаках, и ценна она была главным образом для шестидесятых — как пример авторской смелости. Суть не в ней, и не в крымовской аналогии между царской и сталинской тюрьмой, и не в размышлениях об антисемитизме, тоже роднящем все тоталитарные системы. Точен Лев Аннинский, говоря о том, что тема гроссмановского романа — живая магма народа, живущего в гранитных берегах тоталитаризма. Если говорить еще прямей, это книга о том, как народ во время войны становится свободен, а если уж до конца — о том, как только во время войны ему это и удается. «И, отдаленный слыша бой, я, жалкий раб Господен, впервые был самим собой, впервые был свободен!» (Владимир Лившиц).

«Гроссман проводит аналогию между коммунизмом и фашизмом: свое государство — точно такой же враг»

Всякого рода начальство (его так обычно называют в окопах и в романе) временно отводит свой удавий глаз от народа: им, наверху, уже не до абсолютной власти, быть бы живу, — хотя, конечно, при малейшем ослаблении опасности возобновляется разнообразное слово и дело, допросы, мучительства и прочие способы гальванизации государственной жизни (все это — главная тема «Генерала и его армии» Владимова). На войне люди воюют именно за свободу и за ощущение Родины как дома — вот почему в окопах Сталинграда все чувствуют себя так по-домашнему. В этом солидарны и Гроссман, и Некрасов. Все внутри этой сплошной смерти удивительно уютно располагаются: влюбляются, сардонически острят, выстраивают блиндажи, конкурируют на этой почве, соревнуются, кто лучше сготовит судака, обустроит сортир или разживется водкой. То есть для русского человека эта беспрерывная гибель — естественная, можно сказать, среда: он тут волен. И даже, страшно сказать, ему тут не так страшно, как под гипнотизирующим удавьим оком власти, потому что перед удавом он виноват без вины, по определению, а на фронте понятно, где свои, где чужие. Вот почему Самойлов в пятидесятые пишет: «А хорошо бы снова на войну». Потому что на войне надо хорошо воевать, и это русский человек умеет. А в мирной советской или российской жизни непонятно, что надо, и что ни делай — всегда будешь виноват. Перед своими. Вот в каком смысле Гроссман проводит аналогию между коммунизмом и фашизмом: свое государство — точно такой же враг. «Руссише гестапо», как пошутит потом Войнович, и эта шуточка будет стоить ему гражданства.

И в фильме Урсуляка — особенно когда в кадре Антон Кузнецов (майор Березкин) или Сергей Пускепалис (Греков) — это чувство уюта в аду временами есть, или почти есть, потому что слишком много пиротехники и слишком мало фронтового быта. Но главную интенцию Гроссмана — органику ада, свободу войны, удивительный и очень русский веселый цинизм, насмехающийся над самой смертью, — он временами, пусть редко, воспроизводит. Роман Гроссмана ведь прежде всего о русском характере и русской душе, и потому, в принципе, можно понять даже, почему Урсуляк с Володарским отсекли почти всю линию матери Штрума, всю жизнь гетто, все его уничтожение: во-первых, это как раз целомудрие, достойная черта художника (не знаю, режиссером какого класса надо быть, чтобы это снять), а во-вторых, еврейская тема в «Жизни и судьбе» странным образом не главная. Гроссман не зря назвал себя Василием Семеновичем, будучи Иосифом Соломоновичем, его роман все-таки не «Благоволительницы» Литтелла, в котором явно преобладает садистическое любопытство, а убивают в основном евреев. Но напрямую сказать о русских, что они могут быть свободны только в аду, покупают себе свободу только ценой войны, — даже Гроссман не решился, и потому его роман остается таким недоговоренным, при всех своих великих достоинствах.

Это же не тоталитаризм разоблачать.

Кстати, по этой же причине национальный вопрос глубже социального, как сказал однажды Искандер, — роман Эренбурга «Буря», из которого много позаимствовали и Гроссман, и Литтелл, в некотором смысле сильнее и концептуальнее, чем «Жизнь и судьба», даром что «Жизнь и судьбу» изъяли, а «Буря» получила Сталинскую премию и изучалась во всех филологических вузах. Эренбурга интересовала антропология, а не социальная аналитика; у него к немцам была физиологическая, страстная ненависть — они для него были не люди. Вот почему его роман, полный именно живой ненависти к предавшей себя Европе (и к себе, так в эту Европу верившему), был бы лучшим материалом для экранизации. Вот «Бурю» бы поставить — там и сокращать особо нечего, и язык бы сформировался сам собой, потому что речь идет о противостоянии людского и нелюдского. Оно и проще, и масштабней.

«Гроссман бы этой России ужаснулся»

Но ставить почему-то — я даже знаю почему — решили «Жизнь и судьбу». Ведь им всем, верхним, орудующим каналом «Россия», сейчас очень важно доказать, что советское ужасно, что победили благодаря русскому, а не советскому. Это опять-таки очень спорно, особенно если учесть, что русское, по Гроссману, умеет жить лишь в аду, а в остальное время делится на людоедов и терпил. В результате то, что сегодня справедливо, расценивается как лучшая российская телепродукция, оказывается хорошей, но половинчатой экранизацией превосходного, но половинчатого романа. Советское для них сегодня главный враг — с его просветительством, атеизмом, социальными обязательствами государства, с его масштабом, в конце концов. Они ненавидят советское больше антисоветского, им для расправы с СССР даже и Солженицын годится, усердно перепечатываемый и пропагандируемый, — лишь бы доказать, что в СССР был сплошной ГУЛАГ, а сейчас, в самодержавии-православии-народности, наконец все «щасливы», только писать это слово уже разучились. Гроссман бы этой России ужаснулся. Вот почему его дочь на обсуждении картины попыталась спасти отца от ярлыка «борец с советской властью». Гроссман вообще не про то писал.

А тогда зачем Сергей Урсуляк, постановщик «Долгого прощания», идет на все это? Неужели только для того, чтобы страна перечитала «Жизнь и судьбу»?

Но что она там в нынешнем состоянии поймет? В ней и в 1989 году уже ничего не поняли. Есть книги, написанные для конкретного места и времени. В России 1960 года эта книга была бы революцией. Представьте «Один день Ивана Денисовича», напечатанный в 1989 году.

А так — что же, и на этом спасибо.

ссылка:

 Отправлено: 04.11.12 11:31. Заголовок: 02.11.2012 | 16..

02.11.2012 | 16:37
Фильм "Жизнь и судьба" Сергея Урсуляка вошел в конкурсную программу фестиваля FIPA



Новый многосерийный телефильм канала «Россия 1» «Жизнь и судьба» режиссера Сергея Урсуляка вошел в конкурсную программу ежегодного европейского телевизионного фестиваля FIPA. Главная цель форума - международное продвижение телевизионных программ высочайшего уровня. Смотр пройдёт в январе 2013 года во французском Биаррице. Рассказывают «Новости культуры».

Телеэпопея «Жизнь и судьба» - это 12 серий об удивительных людях, несгибаемых характерах, о внутренней свободе - о целой эпохе, главным событием которой стала мировая война. Фильм снят по роману Василия Гроссмана, который был в запрещен в СССР, а рукописи арестованы. Произведение впервые было опубликовано за рубежом, и сейчас переживает там второе рождение.

Новости культуры

 Отправлено: 04.11.12 15:32. Заголовок: Хорошая..

Хорошая новость, Marina! Спасибо за добрую весть!

 Отправлено: 07.11.12 12:28. Заголовок: Даниил Дондурей: «Ду..

Даниил Дондурей: «Думающих зрителей в стране - 13%»

Автор: Юлия Шигарева

Опубликовано 24 октября 12 (0:05)

Статья ««Жизнь и судьба»: такая её доля» из номера: АИФ №43


Кадр из фильма Фото Алексея Филиппова, РИА Новости

На фоне современной российской сериальной продукции сериал «Жизнь и судьба» очень выделяется

Когда Сергей Урсуляк только приступал к съёмкам сериала по роману Василия Гроссмана «Жизнь и судьба», и руководство канала «Россия», и сам режиссёр осторожно говорили: проект этот очень рискованный. Оправдался ли риск?

Т. Махотина, Московская обл.

Отвечает Даниил Дондурей, культуролог, главный редактор журнала «Искусство кино»:

- Риск качественных произведений искусства всегда оправдан - это моё убеждение. Даже если бы сериал получил долю зрителей в 5%, это означало бы, что в стране есть как минимум 4-5 млн, для кого интересно сложное. Это те люди, которые создают все научные достижения, кормят страну, управляют ею. Сейчас они, быть может, учатся, но потом вырастут в тех, кто станет профессорами и будет передавать свой опыт следующему поколению. Это те, кого называют элитой. Вложения в элиту всегда рискованные, но всегда оправданные.

Мне кажется, что этот фильм замечателен тем, что основная его тема - проблема внутреннего раскрепощения человека, а также сохранение человеческого в нём. Внутренняя свобода является важнейшим ресурсом развития страны, хотя именно он у нас сегодня в загоне. Ни в каких программах, ни в каких документах такой «ерунды», как развитие личности, вы не прочтёте.

Сериалы сожрали всё!

Мы живём в сериальную эру. В России сегодня производится порядка 200 названий. Конкуренцию по массе сериальной продукции нам может составить только Китай. Телесериалы в России сначала съели европейские сериалы, потом американские, потом латиноамериканские, потом - святая святых - советское кино, а современное российское вытеснили глубоко в ночь. И в ближайшие два года, по мнению таких экспертов, как Константин Львович Эрнст, дожуют американское кино. Не хочу произносить слова «саранча», «наркотик», но сериалы превратились во что-то такое, на что уже давно подсел российский зритель.

На фоне современной российской сериальной продукции «Жизнь и судьба», конечно же, очень выделяется. Прежде всего потому, что в основе его лежит великий роман Гроссмана. Велик он тем, что он рассказывает о любви человека к Родине, несмотря на ад советской жизни. Невероятную любовь, жертвенность, способность защитить человеческие отношения, детальную прорисовку характеров - это всё мы видим и в сериале. Это сохранение человеческого в человеке, несмотря на то что жизнь в миллиардах случаев этому не способствовала.

Актёрские работы замечательные. А работа Сергея Маковецкого, сыгравшего здесь физика Штрума, - выдающаяся. Маковецкий здесь первый во всех смыслах - и по количеству пребывания на экране, и по мастерству, и по важности раскрытия такой судьбы и истории страны. Урсуляк в одном фильме смог очень объёмно вывести разные социальные группы - от учёного до довольно простого парня - полковника Новикова. Из этих разных слоёв, социальных срезов складывается многофигурная композиция. Это настоящая эпопея (как, собственно, это и задумывал Гроссман)

Прекрасные характеры, замечательные актёры, большие деньги, отсутствие сериальной экономии - это всё чувствуется. Дело в том, что сериал у нас должен окупиться с первого показа, - таковы законы телевидения в России. Поэтому он не может стоить так дорого, как фильм для кинотеатра. Это не 3-7 млн долл. (бюджет среднего российского фильма), не 45 млн, как у Никиты Михалкова, и не 35 млн, как в будущем фильме Фёдора Бондарчука. Но в «Жизни и судьбе» нет невидимой зрителям гонки за дешевизной, когда военные действия показываются на уровне сцен с участием трёх-четырёх человек, а битвы разыгрываются в павильонах площадью 100 м². Здесь настоящее кино со всеми его возможностями - массовкой, спецэффектами, военными баталиями, сложными интерьерами. При этом в сериале нет большого пафоса, помпезности, которая - что скрывать! - сопутствует работам наших режиссёров от Никиты Михалкова до Владимира Хотиненко. Ты веришь и в отношения людей, и в достоверность их быта, и в связи, которые судьба запутывает в тугой клубок.

Думать лень?

А вот дальше следует «но»… Это «но» - на уровне внутренних ощущений. Я помню роман. И, на мой взгляд, Эдуард Володарский, писавший сценарий к сериалу, при всём его высочайшем профессионализме всё-таки не был единомышленником Гроссмана. В романе есть довольно острые высказывания, оценки событий, которых постарались избежать авторы фильма. У писателя, в частности, больше претензий и к личности Сталина, к порядкам, царящим в обществе, к тому, чем занимались на фронте политработники, особые отделы, СМЕРШ, - как это всё мешало стране, нормальным людям, искренне её любящим. И как порядки эти вытаскивали из душ гнусность. Володарский же постарался купировать антисоветскую направленность романа (рукопись которого в начале 1960-х была арестована).

Но гораздо печальнее другое. У сериала, подобного «Жизни и судьбе», как показывают данные опросов, нет шансов соревноваться не только с «великими» коммерческими хитами типа «Глухаря», который приносит НТВ каждый пятый заработанный каналом доллар, но и с бесконечными «братанами», «волкодавами», «следами», где героями являются полицейские в роли преступников и преступники в роли полицейских. На такой сложный и очень качественный продукт, как сериал Урсуляка, не находится зритель. Людям скучно смотреть качественное, сложное, противоречивое. Не хочется думать, легче переживать «ну, так она соблазнила его или нет?», «он, узнав о неверности, оставил её живой?». Да, в первый день показа «Жизнь и судьба» получила долю в 20%. У «Жизни и судьбы» средняя доля получилась в 13%. С одной стороны, как я уже говорил выше, это хорошо. Это означает, что в стране ещё есть думающие люди. А с другой стороны, возникает грусть по поводу того, что миллионы зрителей отказываются это смотреть. Им это… скучно! И они переключаются на Андрея Малахова или «Комеди Клаб».

 Отправлено: 07.11.12 17:08. Заголовок: Marina ..

Marina пишет (цитата из статьи):

цитата:

Не хочу произносить слова «саранча», «наркотик», но сериалы превратились во что-то такое, на что уже давно подсел российский зритель

Marina Действительно, "саранча" эти бандитские сериалы.
Коммерческие каналы очень стараются отучить зрителя думать!
И, к сожалению, преуспевают в этом.